Новым обитателем болот, с которым им довелось познакомиться поближе, оказался древесный осьминог. Так его окрестил Орсон. Осьминог прилепился к стволу дерева, плотно обхватив его всеми своими конечностями. Цвет его кожи был почти идентичен цвету древесной коры. И, скорее всего, он так бы и остался незамеченным, если бы Брейгель не решил опереться о ствол рукой. Недовольный таким панибратством, осьминог выпустил в человека струю какой-то дурно пахнущей жидкости и, быстро перебирая щупальцами, перебрался повыше. После этого случая люди стали внимательнее присматриваться к стволам деревьев. И оказалось, что подозрительных «наростов» на них не так уж мало.
– Интересно, чем они питаются? – задался вопросом Орсон.
– Может быть, так же, как древесные змеи, ныряют за добычей в воду? – предположил Осипов.
– Зачем тогда вылезать из воды? – с сомнением пожал плечами биолог.
Так же Орсона немало удивляло отсутствие птиц. Либо птиц вытеснили с болот древесные змеи, занявшие их нишу обитания, либо в этом странном мире пернатых вообще не существовало.
За все то время, что люди находились на болоте, освещенность существенно не изменилось. Все тот же зеленоватый сумрак плыл меж свисающих с лиан воздушных корней. Такие понятия, как «день», «ночь», «утро» или «вечер», здесь, судя по всему, являлись чистой условностью. А «рассвет» и «закат» были не более, чем нонсенсами.
После шести часов пути Камохин решил сделать привал. Они выбрали островок побольше и посуше, на котором можно было свободно разместиться, поесть и, может быть, даже ненадолго прилечь. Разжигать огонь необходимости не было – у них еще оставались саморазогревающиеся консервы. Но после нескольких часов, проведенных по пояс в воде, хотелось посидеть на чем-то более или менее сухом. Но едва только Камохин с удобно устроившимся у него на плечах Вадимом первым ступил на сушу, как из травы потянулись вверх тонкие белесые нити. Их становилось все больше, они цеплялись друг за друга, превращаясь в странную, сплетающуюся прямо в воздухе паутину. Камохин попятился назад, в воду. Живая сетка метнулась следом за ним и прилипла к левому предплечью. Руку будто кислотой обожгло.
– Держи мальчишку! – крикнул Камохин оказавшемуся у него за спиной Орсону.
Скинув Вадима на руки биологу, Камохин выдернул нож, тремя ударами отсек концы обвившихся вокруг предплечья нитей, сделал еще два шага назад и опустил горящую, как в огне, руку в воду.
Орсон передал ребенка Осипову.
– Что с рукой?
– Болит… – морщась, процедил сквозь зубы Камохин.
– Покажи.
Камохин вынул руку из воды. Белые нити все так же плотно оплетали предплечье. Кожа меж ними покраснела и опухла.
– Идем к другому острову.
– А если и там такая же тварь?
– Так проверить надо!
Прежде чем выбраться на соседний островок, Брейгель похлопал по земле шестом. Затем сделал осторожный шаг на сушу. Еще один.
– Да, вроде, все в порядке.
Люди вышли из воды, с опаской озираясь по сторонам. Теперь уже местность вокруг не казалась такой же безопасной, как прежде. Но ничего страшного не случилось. Островок, похоже, был необитаем. Люди скинули с плеч поклажу, расстелили на земле непромокаемые чехлы.
Орсон достал из рюкзака аптечку и сел рядом с Камохиным. Оплетенная белыми нитями рука отекла еще сильнее, кожа приобрела багровый оттенок.
– Это яд? – процедил сквозь зубы Камохин.
– Не думаю. – Орсон осторожно коснулся одной из ниток пальцем. – О! Уже не кусается. Ну-ка, давай свой замечательный швейцарский ножик.
– Зачем? – насторожился Камохин.
– Руку ампутировать будем, – с серьезным видом ответил Орсон.
– Сдурел?!
– Ну чего ты дергаешься? – улыбнулся Орсон. – Это юмор такой. Английский.
– Не английский, а дурацкий. – Камохин протянул врачу нож.
– Отличненько, – Орсон открыл малое лезвие ножа, осторожно подцепил им крайнюю нитку и перерезал.
Взяв кончик нитки двумя пальцами, он осторожно потянул ее. Нитка туго натянулась, но не оборвалась.
– Боль не поднимается вверх по руке? – спросил Орсон.
– Нет, – качнул головой Камохин. – Вроде даже потише стала.
– Очень хорошо. – Орсон начал сматывать нить с руки Камохина. – Аллергии нет?
– На что?
– Да на что угодно.
– Вроде, нет.
– Просто замечательно.
Нитка была будто приклеена к коже, но отделялась легко и безболезненно. Орсон трижды обернул нить вокруг руки Камохина, и она повисла, зажатая его пальцами. Орсон аккуратно повесил ее на сломанную ветку и принялся за следующую нитку.
– Ну, как он? – спросил, подойдя к врачу, Брейгель.
– Жить будет, – серьезно ответил Орсон.
– А рука?
Орсон строго посмотрел на фламандца.
– Ты не замечал, что у человека почти все органы парные?
– Ну и что?
– А то, что это запаска, без которой, в принципе, можно обойтись.
Брейгель только рот раскрыл, не зная, что сказать.
– Не обращай внимания, – морщась, скорее, по привычке, нежели от боли, сказал Камохин. – Это у него юмор такой.
– Черный?
– Нет. Английский.
– Что это вообще было? – спросил Камохин.
– Фигня какая-то, – пожал плечами Брейгель. – Как будто ловушка.
Орсон снял последнюю белую нитку с предплечья Камохина и протер кожу дезинфицирующим раствором.
– Все еще болит?
– Скорее, ноет.
Орсон достал из аптечки пневмошприц, вставил в него две пластиковые ампулы и сделал Камохину инъекцию в плечо.
– Будем надеяться, скоро все пройдет.
– А если нет?
– Ты верующий?
– Нет.
– Ну, тогда ни о чем не беспокойся.
Камохин посмотрел на распухшее предплечье, здорово смахивающее на туго перетянутый бечевкой батон говяжьей колбасы.
– Забинтовать не надо?
– Нет. Я сделал инъекцию антигистамина, так что, если я прав в своих выводах, опухоль спадет в течение двадцати минут.
– Я даже спрашивать не хочу, что будет, если ты не прав? – мрачно усмехнулся Камохин.
– И правильно, – с серьезным видом кивнул биолог. – Только я ведь все равно прав.
– Так все же, что это было? – спросил Брейгель.
Орсон взял одну из ниток за концы. Нитка, прежде тугая, как жила, сделалась сухой, скукожилась, в трех местах перекрутилась. Орсон несильно потянул концы нитки в стороны, и она легко оборвалась. Двумя пальцами он помял обрывки и улыбнулся, почувствовав легкий укол и жжение в уколотом месте.