Все понятно. Аристократы проклятые. Фамилия была фон Кюрланд. Баронесса Анастасия фон Кюрланд, уроженка Лифляндии, первая красавица Берлина начала семидесятых. В аристократическом салоне можно узнать все, что угодно.
– Известна, герр генерал-полковник. Но есть еще одна причина, по которой я настоятельно прошу санкционировать мой вылет в Рим. Мы давно дружим с Россией, но в этой дружбе помимо несомненных преимуществ есть и риски. Безусловно, отдел фон Дальвица гораздо лучше подготовлен для работы за рубежом. Но одному дьяволу известно, сколько в нем есть русских агентов. Если же делами в Риме займется гестапо, точнее, я лично займусь, риск утечки информации будет сведен к минимуму вместе с числом посвященных.
Элих хмыкнул:
– А что… контрразведкой и борьбой с терроризмом занимаетесь не вы?
Вопрос повис в воздухе.
– Можете идти. Предпримите все необходимые действия, если считаете нужным выехать – выезжайте. На ваше усмотрение, Ирлмайер. Но ответственность за работу я с вас не снимаю.
Это внешне невинное и почти невозможное в нормальном германском учреждении распоряжение помимо своего прямого смысла содержало и косвенный, понятный только посвященным. Оно означало, что, если герр Ирлмайер предпримет какие-то действия, произойдет скандал с Россией и кого-то придется принести в жертву, Элих не будет его ни поддерживать, ни защищать. Или если повторится все то дерьмо, что произошло несколько лет назад, он первый предложит соответствующие кадровые решения.
Удивительного в этом было мало. Элих не забыл до сих пор, как Ирлмайер сделал карьерный скачок и переместился из Африки в Берлин. Не забудет, как кайзер лично простил его оглушительный провал несколько лет назад и разрешил самому ликвидировать последствия провала. И никогда не забудет, пока работает, – на этом уровне ничего не прощают и не забывают.
– Я вас понял, герр генерал-полковник, – сказал Ирлмайер, – предприму нужные действия. В конце концов, – пока ничего страшного не произошло.
– Предпримите, – согласился генерал-полковник Элих.
– Разрешите идти.
– Идите, Ирлмайер, идите…
Генерал-полковник снова обратил все свое внимание на подернутый ряской пруд и на свою старую удочку…
Увидев своего начальника, аж темного лицом от злости, Курт понял, что дело дрянь. Он знал своего начальника как свои пять пальцев и мысленно помолился, чтобы день обошелся без взысканий.
Несмотря на то что Ирлмайеру полагался кабинет в главном здании РСХА на Принцальбрехтштрассе, чаще всего он работал не там, а в незаметном здании на Курфюрстенштрассе, где находился аппарат третьего отдела четвертого управления РСХА. До этого здания было всего несколько сотен метров от того места, где они стояли. Водитель ждал сигнала отправляться, здесь нельзя было стоять, и германский полицейский оштрафовал бы даже самого кайзера… наверное. Но Ирлмайер постучал по перегородке, отделяющей салон «Хорьха» от водительского места, и коротко сказал:
– Прогуляйтесь. Десять минут.
Сукин сын Элих. Он до сих пор не успокоился – или как?
Надо подобрать побольше хороших силовиков. Чтобы при необходимости разрубить гордиев узел сразу, не допуская, чтобы все зашло слишком далеко. Также не помешает и кое-что предпринять в Африке, чтобы ублюдки, которые думают, что схватили бога за бороду, так не думали.
Да… надо плюнуть кое-кому в суп. Однозначно надо.
Август 2013 года
Фиери, Албания
Фиери, небольшой (всего восемьдесят тысяч человек) городок, расположенный в пятнадцати километрах от Адриатического побережья, юридически считался всего лишь центром одноименной провинции и для несведущих в криминальных делах Европы был не более чем еще одним непримечательным городишкой, посещение которого можно ограничить парой дней на выходных. Просто так, для общего развития – в Европе вообще популярен туризм «на один день», благо авиабилеты дешевы. Но для людей сведущих – например, для разведчиков и инспекторов Интерпола – этот город был не менее известен, чем Палермо или Загорье [9] .
Еще в начале прошлого века местные суровые крестьяне, спустившиеся с гор, научились дополнять свой скудный заработок доходами от похищений людей и работорговли. Места эти были ареной притязаний сразу трех великих держав – Италии, Австро-Венгрии и России посредством Греции. А потому местные власти вынуждены были заигрывать с местными суровыми крестьянами и их лидерами, быстро сообразившими, как надо извлекать выгоду из столь выгодного географического и геополитического положения. Чуть попозже, когда австро-венгерские власти принялись закручивать гайки относительно мятежных и неспокойных сербов, у фиерийцев нашлось еще два занятия. Первое – контрабанда сербских свиных консервов (после того как изобрели способ консервации мяса, это стало выгодным занятием) и завоз в Сербию всего необходимого сербам в обход австро-венгерской блокады. Второе – содействие в переправке сербов, желающих покинуть свою землю и сесть на корабль, идущий в Италию и куда подальше. Плата была стандартная – все что есть, беженцев обирали до нитки, сербок иногда насиловали всем кагалом. Сами понимаете, что теплых чувств у сербов по отношению к албанцам это никак не прибавляло. Все это прекратилось в тридцать седьмом – состоялся исход сербского населения, который обеспечивали моряки русского императорского флота и только что созданные части морской пехоты. С тех пор у фиерийцев остались совсем не добрые воспоминания о русских, и тот из русских, кто рискнет приехать в этот городок, рискует в нем и остаться. Навсегда. Определенно русским в этих местах делать было нечего, да они сюда и не стремились, благо рядом было княжество Монтенегро, где русскую речь можно было услышать чаще, чем местный диалект сербско-хорватского.
В тридцатые и сороковые годы, когда эта местность была под прямым итальянским правлением, Муссолини не осмелился действовать в Албании так, как действовал на Сицилии, справедливо опасаясь общенародного мятежа и кровавого бунта. В итоге местная мафия, накопив капитал в тридцатые на сербах, благополучно пережила это неспокойное для всех мафиозных организаций Италии время. А в конце пятидесятых не в последнюю очередь под влиянием фиерийских дельцов король Ахмед Зогу послал подальше Италию и разорвал вассальный договор. Король, кстати, был тем еще типом, достойным правителем достойной страны – на его жизнь было совершено пятьдесят пять покушений, а в тридцать первом, когда убийцы открыли по нему огонь на ступенях театра, он выхватил пистолет и открыл ответный огонь, отчего убийцы и разбежались. После него королем Албании стал его сын Лека, Лека Первый, про которого судачили, что он в тринадцать лет стал мужчиной, изнасиловав служанку.