— Тогда кто?
— Твой отец доверял лишь Адаму Марону. Не знаю, какая кошка между ними пробежала, но ты сам видел, чем это в итоге обернулось.
— Видел, да.
— Слушай, Виктор, — встрепенулся Крамер. — Без меня тебе не выкрутиться! Я готов дать показания против советника. Вместе мы сможем упечь его за решетку до конца дней!
— Все так, только не стоило впутывать в это дело Анну.
— Ты ведь не убьешь безоружного человека?
— Разумеется, нет.
Палец выжал тугой спусковой крючок, громыхнул выстрел, по стене за Петром хлестанули брызги крови, а сам он с простреленной головой слетел с сейфа и замер на полу.
Не стоило трогать Анну — да. Но если начистоту, Крамеру много чего не стоило делать.
А выпутаться из столь скверной истории, имея на руках три трупа, куда проще, нежели с двумя мертвецами и одним живым свидетелем, который в любой момент может заявить, что они просто исполняли свой долг, а специальный комиссар Грай коварно на них напал.
Свалить советника одними лишь голословными утверждениями?
Хм… Чего только не придумаешь, когда в лицо уставился крупнокалиберный штуцер.
С печальным вздохом я достал носовой платок, склонился над телом инспектора и, обернув рукоять, вытащил револьвер из его поясной кобуры. Тщательно протирая, заменил три стреляные гильзы собственными патронами, после вложил оружие в ладонь Петра и позволил руке безвольно упасть на пол.
Разве мог я убить безоружного человека?
Да никогда!
Но он пытался меня застрелить! Как застрелил до того Фольга и как зарезал Левина.
Стерев собственные отпечатки с двуствольного пистолета, я приложил к его перламутровой рукояти и спусковому крючку подушечки пальцев инспектора, унес в купе и кинул на лавку рядом с мертвым сержантом. Обыскал Фольга и с обернутой платком навахой вернулся к инспектору.
Когда вагон станут проверять криминалисты, они подтвердят, что Петр Крамер перебил своих подчиненных и погиб, пытаясь застрелить меня.
Отпечатки — они не врут. Наука!
Закончив с приготовлениями, я осторожно проверил карманы инспектора и без особого удивления обнаружил в одном из них дубликат ключей от сейфа. Но куда больше заинтересовала сложенная пополам фотокопия записки моего отца Дэвиду Волину.
«Если Вы читаете это письмо, значит, я стал богаче на четверть миллиона, чему несказанно рад. Не знаю, какая муха Вас укусила, когда Вы решили натравить своих головорезов на меня и профессора Шмидта, но надеюсь, небольшое денежное кровопускание послужит Вам хорошим уроком. А после ознакомления со списком лиц, которые получили от меня части излучателя, вы без всяких сомнений поймете, что единственным разумным выходом является создание консорциума. Подумайте о перспективах, Вы ведь видели результаты пробного запуска! В Ваших интересах договориться с этими в высшей степени достойными господами. Ну и со мной тоже.
Искренне Ваш,
Марк Наговски».
В постскриптуме перечислялось четыре имени, пятое оказалось полностью уничтожено огнем, но я и так знал, кто получил последний обломок излучателя. Знать — знал, а доказать ничего не мог.
Эх, ну и заварил кашу отец!
Он грезил головокружительными перспективами, а Дэвид Волин хотел лишь прожевать свой кусок пирога. Этот прагматичный господин не собирался ни с кем договариваться, ему и результатов пробного запуска установки хватило, чтобы основать свою личную империю.
Так вот и вышло, что Марк Наговски вместо четверти миллиона от толстосума получил от лучшего друга перо в бок. Адам Марон тоже четко видел свою цель и без колебаний избавился от приятеля, когда тот стал тянуть его в сторону от проложенного курса.
В какой-то мере утешало лишь то, что отец не убивал профессора. Не знаю почему, но это сделало его в моих глазах немного человечней. Самую малость честнее и лучше.
Возможно, даже лучше, чем он был на самом деле.
Запалив фотокопию, я кинул объятый огнем снимок на пол, зашел в ближайшее купе и повалился на полку.
Стоило подумать, как я буду из всего этого выпутываться.
Да, подумать действительно было о чем.
Ключ в замке провернулся почти бесшумно, но, уверен, для пробуждения мне хватило бы и этого.
Невесело усмехнувшись, я переступил через порог собственной квартиры, запер за собой входную дверь и пошел в спальню. Там кинул на кровать свежую газету с фотоснимком советника Гардина на первой полосе, снял пиджак, развязал узел галстука и отправился на кухню.
Распахнув дверцу хранилища, я запустил в него руку, но вместо пива занемевшие от безвременья пальцы вытащили бутылку вина.
«Красная Роза» урожая десятого года, подарок Алекса моей ненаглядной Анне на будущую свадьбу.
С тихим смешком я достал штопор, выдернул пробку, наполнил бокал на треть. Поболтал вино, насладился тонким ароматом благородного напитка и выплеснул в раковину. Туда же сунул перевернутую вниз горлышком бутылку.
Невольно глянул на стол, а там, как и прежде, белела коротенькая записка:
«Извини, Виктор, мне надо побыть одной.
Твоя Анна».
«Надо побыть одной» — понимаю, «твоя» — просто замечательно, но как тогда получилось, что девушка укатила из города в компании Романа Волина?
Где здесь логика?
Впрочем, это не ее вина. А с теми, чья вина, я уже расквитался. Почти со всеми, почти…
Бросив забивать себе голову всякой ерундой, я вытащил из хранилища пару бутылок пива и вышел в прихожую. Надел куртку, нахлобучил кепку. А потом вдруг заглянул в спальню и достал с верхней полки шкафа урну с прахом отца.
— Пойдем-ка прогуляемся, — пробормотал то ли ему, то ли себе.
Вернулся в прихожую, запер дверь и, привычным движением проверив, легко ли выходит из кобуры на поясе револьвер, спустился во двор.
Только начинало светать, редкие ранние прохожие спешили к ближайшей станции подземки, я же никуда не торопился и подошел к ограде городского парка, когда розовый шар солнца уже начал подсвечивать облака над верхним срезом Вечности.
Просто удивительно, сколько появляется свободного времени, когда перестаешь спешить.
Усевшись на любимую скамейку, я поставил рядом с собой урну с прахом, открыл бутылку, вторую. Звякнул одной о другую, сделал длинный глоток и откинулся на спинку:
— Ну и как тебе здесь нравится, папа? По мне, уж лучше так, чем день-деньской торчать в четырех стенах. А я буду к тебе приходить. По утрам. Ты же знаешь, я частенько прихожу сюда на рассвете. Хотя… откуда тебе знать?
Я сделал еще один глоток и покачал головой: