– Не. Задолбался я с Коляном по стенам лазить, проверять. Проще новую нитку кинуть, проводов-то у нас навалом. А то зверье уже хаметь начало, наши видели парочку упырей недалеко от забора, принюхиваются, гады. Сеанса усмирения ведь не было. А палить – себе дороже, еще больше сбежится выяснять, что происходит.
– Хмм… Есть же вроде какие-то инструменты, чтобы обрыв найти, нет?
– А хрен их знает, где они. Грешник же всем этим хозяйством занимался. Да и кто ими, кроме него, пользоваться умеет? А новую проводку протянуть – любой мужик справится.
– Ну, не скажи. Я в этом ничего не понимаю, мне как-то скальпель милее…
– Слушай, Костоломыч, у тебя спирт есть? Налей сто грамм для протирки контактов, а? Мне сто и Коляну пятьдесят. А то работать еще надо.
– Да вы тут и так как мухи сонные, какой вам спирт… Эй, эй, ты куда это?
– Да я только взгляну, не суетись.
– Осади, сказал!
– Да спокойно, док. Не тронем, мы же в курсе, что Храмовой за ней приглядывает лично. Только взглянем. Любопытно же. Видел я ту бытовку – все стены обуглены, от добра ничего не осталось. Не представляю, как там можно было выжить… – Тяжелые шаги грузного человека. – Черт, ну и вонища… Так и не шевелится?
«На себя посмотри, мудила, – с холодной яростью подумала Фиона. – Воняет, как от помойного ведра». Коляна и Миксу она знала очень хорошо, как и всех из Убежища. Эти двое пятидесятилетних обалдуев считались оружейниками лишь потому, что Храмовой поставил их присматривать за помещением с оружием. Бездари абсолютные. Кроме самого примитивного ремонта, им ничего доверить было нельзя. Ну и чистка оружия, само собой, за два десятка лет этому нехитрому занятию и упыря можно научить, если, конечно, поймать и приручить. Оба неженатые – женщин на всех в Убежище не хватало, так уж получилось с самого начала, что мужиков набрали гораздо больше, когда много лет назад собирали контингент по поселениям и со станций метро… Сейчас, когда несчастья и время выкосили самых активных или самых неудачливых, пропорции почти сравнялись, но этим двоим все равно не перепало. Поэтому пускали слюни при виде любой особи женского пола, показавшейся в поле зрения.
– И как ты ее лечишь, а, Костоломыч?
– Как, как… физрастворчику, чтобы вывести токсины, глюкозы для питания внутривенно, марлевые повязочки сменить, иначе загнаивается, и интоксикация доконает… тьфу, чего ты мне тут зубы заговариваешь?! Тебя это вообще не касается. Ты куда это полез?! А ну прикрой обратно! Убери лапы, кому говорю! Голой девки никогда не видел, что ли?
– Да погоди ты… – Колян засопел совсем близко. Фиона внутренне напряглась. Эта тварь ее щупала. Дрожащие от возбуждения чужие пальцы тискали ляжку, подбираясь к внутренней стороне бедра. Даже не знаешь теперь, радоваться или нет, что не можешь пошевелиться. – Да уж… Если и выкарабкается, красавицей уже не будет… Как Храмовой с ней спать собрался? Это же кошмар теперь, а не девка, не дай бог проснешься глубокой ночью и узришь рядом такое личико…
– Спать – это громко сказано, – насмешливо пояснил Костолом. – Не спать, а так, подсыпать. Ему лишь бы пузо ей надуть, наследника хочет. Простынкой личико прикроет, и дело сделает.
Оба «оружейника» громко заржали.
– Оно и правильно, баба есть баба, между ног-то у всех одинаково, – согласился Микса. – Слушай, а может, ей на пользу активные физические упражнения пойдут? Мы с Коляном аккуратненько, никто и не узнает, если, конечно, ты сам не проговоришься… Нет ведь больше Грешника, был да сплыл, теперь все можно…
Почему-то Фиона не сомневалась, что услышит нечто подобное. И все равно внутри все всколыхнулось от ярости и омерзения. Она рванулась изо всех сил, пытаясь сбросить с себя проклятое оцепенение, но ничего не вышло. Ни одна мышца не дрогнула. Будь у нее возможность встать, то быстро повыбивала бы этим скотам зубы… Она знала, что отец жив. При ней ведь разговаривали, не стесняясь. Словно она мертва. А она просто почему-то не могла двигаться. И Фи была железно уверена – отец вернется. Если уж сумел вырваться из того огненного ада, то вернется, и когда это случится, этим недочеловекам небо с овчинку покажется. Они ведь и сейчас его боятся, даже когда Полякова нет рядом, она это чувствует. Недаром уже бегают по убежищу как кипятком в зад ошпаренные, чинят проводку… Это отец хорошо придумал – лишить затворников главного оружия перед уходом.
– Так! А ну валите отсюда! – судя по голосу, Костолома предложение бездельников тоже разозлило и встревожило не на шутку. Но он больше испугался за свою шкуру, а не за пациентку. Храмовой ведь, если только подозрение возникнет, башку оторвет. – Совсем тут одичали! Если уж так неймется, друг друга ублажайте, вам не привыкать!
– Ты чего кипятишься, Костоломыч, мы же шуткуем!
– Валите, сказал!
Выпроводив непрошеных гостей из лазарета и плотно затворив дверь, док вернулся к своим любимым инструментам и принялся их перекладывать с громким звяканьем, что-то раздраженно и неразборчиво бормоча под нос.
В кои-то веки Фиона начинала понимать отца. Он убивал с легкой душой, потому что не считал таких двуногих людьми. Вычеркивал из списка хомо сапиенс. И приравнивал казнь приговоренных к отстрелу бешеных животных.
Новый прилив ярости заставил кулаки судорожно сжаться.
О господи…
В глаза вдруг ударил свет. Фи зажмурилась. Радость ее едва не захлестнула, словно штормовой волной, но она сумела вовремя сдержаться, не издала ни звука. По коже от макушки до пяток побежали колючие, словно сотни острых иголочек, мурашки. Тело снова ее слушалось! Не стоит торопиться, если она собирается сделать все, как надо. Такой шанс нельзя упускать. Девушка принялась лихорадочно размышлять. Одежда должна быть в шкафчике, в крайнем случае, придется раздеть дока, по комплекции они примерно одинаковы, а вонь чужого мужского шмотья, не стиранного неделями, как-нибудь перетерпит… Оружие… Вот оружия здесь точно нет. Придется добывать. В оружейке сейчас никого, Микса и Колян ведь здесь, а запоры там нехитрые – кто посмеет воровать у самого Храмового, считавшегося собственником всего имущества убежища?
Что ж, примерный план готов.
Она бесшумно, словно приведение, поднялась и села на жестком топчане, глядя в костлявую спину Костолома, обтянутую замызганным серо-белым халатом. Болезненно прищурилась от непривычно яркого после долгих потемок света. Медленно откинула одеяло, опустила босые ноги на пол. Бр-р, ледяной-то какой! Глянула на себя. Сердце забилось испуганной птицей. Правое бедро, торс от паха до груди, правая рука – все в бинтах и марлевых повязках, стянутых эластичной сеточкой. Голова тоже забинтована, правый висок и щека, до самого подбородка, в пластыре. Но боли, несмотря на вернувшуюся подвижность, все еще почему-то нет. Пусть и не возвращается.
На глаза попалось полотенце, лежавшее на табурете рядом с кроватью, видимо, им док вытирал пот с ее тела. Фи машинально взяла его, скрутила жгутом, крепко ухватилась за концы. И только потом поняла, что приготовила неплохую удавку. На безрыбье и это сгодится как оружие, у нее был отличный учитель – ее отец.