– Боюсь, меня нельзя считать основателем, вдохновителем либо организатором операции «Туман», синьор, – нейтральным тоном сказал я, давая понять, что при гражданских такие вещи обсуждать не стоит. – Я просто старался ограждать тех, кто реально делал дело от ненужного гражданского и политического вмешательства.
– Синьоры, синьоры… – заговорил еще один из присутствующих, явно политикан, бывший или действующий, – не стоит обсуждать ваши ужасы в присутствии нас, грешных, тем более – в присутствии дам…
Барон поставил бокал на поднос проходившего мимо официанта и не взял новый. Он улыбался, но через силу.
– Господа… надеюсь, вы нас простите…
Не выдержал. Ботинок полон крови. Я бы вел себя по-другому, не показывал бы слабость. Хотя… еще кто знает. Просто я никогда не бывал в таких ситуациях, когда за моей спиной не было бы государства, когда я совершил бы какое-то преступление и кто-то пришел бы за расплатой. Не знаю, как бы я себя вел в такой ситуации. Никто не знает, каково быть дурным человеком – в этом полковник Уэлен был прав…
Мы прошли в коридор, там навстречу из темноты выступили двое. Я сдал двадцать шестой «глок», не дожидаясь, пока его найдут, после чего меня обыскали. Рамки [24] на входе не было, но барон явно не был равнодушен к своей безопасности.
Вслед за бароном я поднялся на второй этаж, там был его кабинет. Его охраняли еще двое.
В принципе, учитывая итальянскую политическую и криминальную практику, барон вполне мог приказать меня убить, и, наверное, этот приказ был бы выполнен. В Италии убийство политических и прочих противников является нормой, это пошло не с коммунистического мятежа восьмидесятого, а со времен Николо Макиавелли. По моим расчетам, остановить барона должно было то, что по всем раскладам я не мог быть один и представлять только сам себя. Убийство лично меня ничего не решит – придет другой и предъявит еще более тяжелые требования. Вполне возможно, будет принято решение отомстить, а месть является обязательной практикой в работе спецслужб, потому что в зазеркалье нет места уважению, а есть – только страху. Кроме того, по моим прикидкам, барон не примет никакого решения, пока не будет точно знать, что именно ему известно. А я не собирался сразу выкладывать карты на стол.
– Что вам нужно? – резко спросил барон, не предложив мне ни присесть, ни выпить. – Денег?
– И это тоже… – дипломатично сказал я. – Вам не кажется, синьор барон, что деньги должны быть возвращены тем, кому на самом деле они принадлежат?
– О чем вы?
– О народе Персии. Много лет его грабили, беззастенчиво отнимая жизнь, свободу, собственность. Вам не кажется, что народ Персии имеет больше права на эти деньги, чем генерал Абубакар Тимур?
– Повторяю еще раз – о чем вы?
Человек, даже профессионально умеющий лгать, все равно не умеет скрыть все признаки лжи. Их десятки, и если кто-то их не видит – например, при телевизионных дебатах во время выборов, то это только по невнимательности. Тут же я смотрел во все глаза и не видел, что барон Карло Полетти мне лгал. И это было плохо.
Потому что, если мне нечем его зацепить, я ему, получается, дальше не нужен.
– О генерале Абубакаре Тимуре. Двадцать восьмого мая этого года он вылетел в Египет из Рима, особенно и не скрываясь. В Каире он совершил террористический акт. Сюда он прилетал для того, чтобы вымогать у вас деньги, барон. Те деньги, которые были помещены в Банка ди Рома при посредничестве баронессы Антонеллы Полетти, вашей, получается, мачехи. Деньги, принадлежащие покойному шахиншаху Мохаммеду Хоссейни.
Барон резко вскинул руку, указывая на дверь.
– Убирайтесь! Немедленно!
Я достал заранее заготовленную визитку, бросил ее на столик.
– Я не жду от вас правды, барон, мне она совершенно не нужна. Потому что я ее знаю. Я не буду вас ни в чем обвинять – это бессмысленно. Только имейте в виду: мы вам не враги, у нас общая цель – избавиться от генерала Абубакара Тимура. И в этом мы можем вам помочь. Подумайте, вы потеряли сына в результате террористического…
– Вон!!!
Сзади открылась дверь – бесшумно, но я понял это по изменению давления воздуха.
– Синьор.
– Синьор князь покидает нас.
– Понятно…
– Честь имею…
Под руки меня никогда и ниоткуда не выводили, поэтому я разозлился. Коридор был еще достаточно широк для того, чтобы три человека могли идти друг рядом с другом, лестница была уґже. Первого я вырубил, изо всех сил ударив ребром каблука по подъему ноги, второго ткнул пальцем в глаз, потом для верности добавил еще. Ринувшиеся снизу на шум ублюдки нарвались на два направленных на них пистолета. Правильно говорят: самое опасное в охране – это оружие охранников, ближнего круга. Это как радиация – стоит отнять у одного из охранников пистолет (а в толпе, в толчее это вполне возможно) – и привет. Как говорится – пишите письма мелким почерком. Ближний круг предназначен совсем для другого – не подпустить террориста вплотную, а в критической ситуации – прикрыть охраняемого собой, приняв предназначенную для него пулю.
– Оружие, – сказал я, – медленно и аккуратно. Ты левой рукой, ты – правой.
То, какая у кого рука рабочая, я заметил еще при обыске.
Еще два пистолета бухнулись на пол.
– Вперед.
Под прицелом я довел незадачливых охранников до двери.
– Открывайте.
Охранники повиновались. По крайней мере у них хватило ума не разыгрывать героев. За дверью был бал.
– Выходите и не дергаетесь. После того как выйду я, делаете вид, как будто ничего не случилось, заходите обратно и идете получать взыскание. Кто проявит геройство – имейте в виду, у меня на улице семь человек, у них автоматы и ракетная установка. Вопросы?
Вопросов не было…
Пистолеты я спрятал за поясом – несколько неудобно, но выбирать не приходится. Пистолеты отличные, «Беретта-92», стальные, армейского образца: «глок» мне никто не вернет, но вместо одного пистолета у меня теперь два. Никто из присутствующих мужчин не заметил ничего подозрительного, а баронесса Микелла оказалась рядом со мной раньше, чем остальные дамы, в том числе те, которые были со мной. Видимо… всем уже так надоел постоянный мужской контингент, занятый сам собой, в основном разоренный или находящийся на грани разорения, что новички вроде меня пользовались популярностью.
Давали мазурку, которую танцевать здесь никто не умел, – этот танец в Европе пользовался популярностью. Потом перешли на медленные.
– Надеюсь, вы крепко прижали его… – вдруг сказала баронесса.
Я даже сразу и не понял.
– Что, простите?
– Ваш разговор. Надеюсь, барон достаточно зол после него.