Ротмистр весь побелел, как при сердечном приступе, из горла его исторгся такой рев, какого я никогда не слышал от живого существа, это был то ли вой, то ли рев, то ли крик о помощи. Я бросился к нему, понимая, что поздно, что дело сделано, ловушка захлопнулась, и возврата нет. Было уже поздно – ротмистр выгнулся на стуле, как будто его ударило током, я захватил его голову, за спиной лязгнул засов, в камеру ворвались сразу несколько человек, кто-то попытался оторвать от умирающего ротмистра меня. Я хотел крикнуть, чтобы держали голову – но кто-то профессионально просунул мне дубинку под подбородок, надавил – и у меня перехватило дыхание. Обе руки были заняты – и ничего сделать я больше не мог. Когда на меня навалилась тьма – ротмистр был еще жив…
– Зачем вы его убили?
Генерал Бельфор стоял передо мной – прямой, как палка, крепкий, как горы, и ни в его позе, ни в его голосе, ни в его взгляде не было ни капли сочувствия или понимания. Стойкий оловянный солдатик, намеренный довести дело до конца.
– Я его не убивал… – устало сказал я.
– Не лгите! Вы его убили! Он что-то хотел сказать, и вы его убили! Вы его задушили, мать вашу!
– Зачем… Я мог убить его там, на улицах Касбы. И никто бы не узнал об этом. Зачем мне это?
– Вы бросились на него и стали душить! Вы в своем уме?! Может, у вас боевая психотравма, я слышал, что вы были сильно контужены?
– Он попытался покончить с собой.
– Покончить с собой? Я похож на идиота, месье Александр? Человек, прикованный к допросному креслу, фактически – связанный по рукам и ногам, пытался покончить с собой?!
– Вы не хуже меня знаете исламистов, генерал. Для них смерть – это путь к Аллаху. Можно мне воды?
– Вы не получите никакой воды и вообще не выйдете на свободу до тех пор, пока не ответите на вопросы.
– Дело ваше… Если вы намереваетесь пытать подданного Российского Императора – дело ваше. Смотрите, не перестарайтесь.
Генерал не успел ничего ответить – в дверь постучали.
– Сидите здесь. И попытайтесь выдумать такое объяснение своему поведению, которому бы я поверил.
Генерал Бельфор вышел в коридор, горело только аварийное освещение, там стоял врач и еще один офицер.
– Что скажете, мсье Дюкло?
– Интересный случай… – сказал Дюкло, по привычке протирая руки пропитанным дезинфицирующим раствором носовым платком [92] . – Я бы хотел взять тело на кафедру и поработать с ним, вы не возражаете?
– Возражаю. По крайней мере, пока. Но можете работать здесь, здесь тоже есть морг. Что скажете?
– Очень интересный случай, мсье генерал. Ему сломали шею, но клиническая картина не сходится. На шее я не обнаружил следов.
– То есть? – не понял генерал.
– Когда вы ломаете шею человеку, вы должны использовать либо собственные руки, либо веревку, либо что-то в этом роде. Нужно приложить усилие, значительное усилие – на коже, на тканях должны остаться следы и кровоподтеки. От всего остаются следы. Так вот – в данном случае – никаких следов нет, даже малейших.
– Он мог применить какой-то захват.
– Следы все равно бы остались, только в других местах. Я осмотрел все – следов нет. Кроме тех, которые оставили вы.
– А вы не могли перепутать?
Врач оскорбленно покачал головой.
– Хорошо, хорошо… – примирительно поднял руку генерал. – Так каково же ваше заключение, мсье Дюкло?
– Случай интересный, я не могу дать заключение сразу, нужны дополнительные исследования. Но я бы сказал – предварительно, мсье генерал, только предварительно – что он сам себе сломал шею.
– Вы понимаете, что говорите, мсье Дюкло?
– Понимаю, мсье генерал. И еще…
– Да?
– Кажется, вы перестарались. Я имею в виду при пытках. У этого человека кровяное давление поднялось настолько, что в глазах полопались все капилляры, они полны крови. Я, конечно, не буду этого упоминать, но…
– Этот человек после последнего сеанса был жив и разговаривал минут пять.
Врач усмехнулся.
– Зачем вы это, мсье генерал? Я знаю правила. Этот человек после того, что вы с ним сделали, не мог ни с кем разговаривать. От кровотечений он ослеп, я уверен, что при вскрытии мы обнаружим сердечный приступ или кровоизлияние в мозг, или то и другое разом. Я же предупреждал ваших палачей о том, что перед допросом надо хоть давление у человека померить. Иначе он может умереть и ничего вам не скажет.
– Хорошо, идите…
Оставшись один, генерал Венсан Бельфор, известный как «Молот Ислама», в кровь разбил о стену кулак.
Конечно же, пытать меня не стали. Оснований к этому не было, к тому же русский авианосец был совсем недалеко от их берега. Я ответил на те вопросы, на какие считал нужным – после чего меня под конвоем доставили до базы ВВС Рауль Салан, где совершил посадку транспортный самолет снабжения – чтобы доставить меня обратно на авианосец.
Обратно я летел совсем без комфорта, на небольшом транспортном самолете, используемом для перевозок между авианосцем или берегом. Он мог доставить ракету «воздух – земля», самолетный двигатель или группу пилотов на смену вылетавшей в свой тур и отправляющейся на берег: авианосцы редко заходили в порты, потому что там они становились уязвимыми целями. Сейчас этот самолет доставлял на борт авианосца меня одного – и в нем сильно пахло рвотными массами, отчего мне пришлось повязать пропитанный кельнской водой платок на лицо. Так я стал похож на старого пирата…
Офицеры разведцентра встречали меня на палубе – из чего я заключил, что дело дрянь. Если бы у них была работа – никто не стал бы шляться по палубе…
– Пустышка? – спросил я.
– Пустышка, господин вице-адмирал…
Я вздохнул. Предстояла такая пахота, что и раб на галерах не позавидует…
– Нашу очаровательную гостью отправили с корабля?
– Так точно. Доставили в лучшем виде.
Следующие несколько часов мы посвятили обработке собранной разведывательной информации.
Ермак сбросил нам более пятидесяти возможных контактов… иногда много информации еще хуже, чем если бы ее не было вообще. Плюс к этому у нас были гигабайты снимков высокого разрешения со спутника, на основании чего компьютер создал детальную трехмерную карту местности. Сейчас мы просматривали «контакты», пытаясь найти, как ушел генерал Абубакар Тимур…
Работа эта муторная, кропотливая, и не факт, что к чему-то приводящая. Выполняется она вот как: ты получаешь все данные, какие только возможно получить, загружаешь их в компьютер, оцифровываешь, если они не оцифрованы. После чего – ты начинаешь перебирать кадр за кадром, картинку за картинкой, пытаясь найти либо нужных лиц, либо подозрительные модели поведения. Существует целый список подозрительных моделей поведения, он составлялся еще по Персии и с тех времен только обновлялся. Подозрительным может быть что угодно: выставленная у неприметного и небогатого дома охрана, грузовой автомобиль большой грузоподъемности во дворе жилых домов, погрузка мешков в закрытый фургон или переноска мешков в здание, не являющееся складом или магазином, что-то похожее на трубу на плече, несколько человек преследуют одного человека, один человек копает что-то лопатой у дороги, человек лежит на крыше и наблюдает. Сейчас компьютерные системы шагнули далеко вперед, каждый снимок автоматически анализируется на наличие подозрительных моделей поведения и классифицирует их по степени опасности, оператору остается их только интерпретировать (по возможности) и передать для принятия решения. А решение могло быть самым разным, вплоть до нанесения ракетного удара.