Этот факт чрезвычайно меня вдохновил. Перетерпев острую боль в пятках, я начала потихоньку пробираться к носу катера, вернее к рубке, где, как я полагала, должен был находиться Турсунов. Вероятно, там же и старик, которого он похитил с заставы.
«Если я не смогу справиться с Турсуновым, – рассуждала я, – то попробую вместе со стариком вывалиться за борт, в воду. Катер проскочит вперед, а Сергей заметит нас со стариком и подберет».
Насколько реален был такой план действий, я не могла, конечно, оценить. Но не могла я в тот момент предположить и того, что произошло далее.
Дым, который валил с носа катера, прекратился как-то внезапно, видимо, выработалась дымовая шашка, которой Сергей выстрелил в катер. Я увидела себя стоящей прямо перед входом в рубку катера, а напротив меня – ухмыляющегося Турсунова. Его пистолет был нацелен мне в живот, а мой – позорно разглядывал палубу.
Турсунов сделал шаг в мою сторону, резко взмахнул ногой, и мой «макаров» полетел за борт, выбитый ударом его ботинка. Я осталась перед ним безоружной.
Глядя на меня, Турсунов засмеялся и что-то сказал не по-русски.
«Да он же японец! – догадалась я. – Значит, ФСБ с японцами заодно!»
Я поймала взгляд Турсунова, направленный на палубу куда-то мне за спину, и обернулась, чтобы посмотреть, на что он смотрит.
На палубе, в двух шагах у меня за спиной, лежал Константин Иванович Чугунков. Не раздумывая и не обращая внимания на пистолет Турсунова, я бросилась к Чугункову. Он был без сознания. Я лихорадочно пыталась нащупать его пульс, но это не сразу мне удалось.
«Жив, Чугунок!» – обрадовалась я, хотя и не могла бы ответить, чему можно радоваться в нашей ситуации.
Что произошло дальше, я помню только какими-то фрагментами отдельных картин, возникавших перед моими глазами. Позже я с помощью Сергея восстановила всю последовательность событий, но в первое мгновение я ничего не поняла, была ошеломлена и действовала только инстинктивно.
Когда я нащупала у Чугункова пульс, я подняла голову и увидела, что в дверях будки Турсунов борется со стариком-айном, который пытается выйти из рубки, а японец его старается не выпустить.
Одновременно над головой оглушительно взвыла сирена, от которой по телу поползли мурашки, а плечи передернулись, как от скрежета стали по стеклу.
Я подняла голову вверх и увидела, что Сергей машет мне рукой, высунувшись из кабины, и что-то кричит неразборчиво. Мне показалось, что он очень хочет обратить на что-то мое внимание.
«Наверное, на то, что происходит в дверях рубки, – решила я, – он думает, что я просто не замечаю этой драки около рубки».
– Сейчас, Сереженька! – пробормотала я, поднимаясь на ноги. – Сейчас я ему помогу…
Чем могла я, безоружная женщина, помочь старику, пытавшемуся оттолкнуть с дороги вооруженного мужчину? Наверное, ничем. Я и не смогла помочь.
Я видела, как Турсунов выдернул откуда-то у себя из-за пояса нож и дважды ударил старика в правый бок. Старик упал на палубу, а Турсунов повернулся ко мне лицом и сделал шаг навстречу, сжимая в руке нож.
Наверное, он медлил только потому, что считал меня опасным противником. Еще бы! Мне удалось уйти от Краевского! Мне удалось выбраться из Птичьего ущелья! Да и вообще у меня репутация, со слов, наверное, того же Краевского, человека, с которым нужно вести себя очень внимательно, ведь я столько раз вставала на пути у полковника Краевского и разрушала его планы и хитроумные комбинации. Наверное, медлительность Турсунова или его чисто национальное иезуитство, желание насладиться моей беспомощностью и моим страхом помешали ему достичь цели. Он уже не успел сделать следующий шаг в мою сторону.
Сирена вертолета вновь взревела, я подняла глаза, посмотрела за спину Турсунову и увидела несущийся нам навстречу катер, оставленный Чугунковым без управления. Руль, болтающийся без контроля, ветер и волны развернули его и направили почти точно в нас. До столкновения оставалось не больше двух секунд.
Единственное, что я успела сделать, – упасть назад и вцепиться обеими руками в Чугункова. Дальше раздался страшный удар. Нас с Чугунковым что-то подбросило кверху и просто выстрелило нами, словно из катапульты.
Я, так и не выпустив из рук спецкомбинезон Константина Ивановича, рванула клапан пневмопояса, вмонтированного в комбинезон спасателя, сначала у себя, затем у Чугункова, и с удовлетворением почувствовала, как нас с ним с глубины, на которую мы успели погрузиться, потащило вверх и выбросило на поверхность.
Катеров уже не было. Мне было удивительно, как быстро они исчезли под водой! Впрочем, возможно, они просто разлетелись на куски от взрыва, которым нас выбросило с палубы. Вертолет кружил над нами. Сергею не составляло особого труда заметить мой ярко-голубой спасательский комбинезон. Единственное, что меня беспокоило, – как бы не захлебнулся Чугунков, который все время находился без сознания и так и не пришел в себя.
Вертолет навис над нами, и сверху спустилась крепкая проволочная петля, соединенная коротким поводком с тупым крюком, наподобие гарпунного. Я закрепила крюк за ременный пояс Чугункова, сама зацепилась ногами за петлю и махнула рукой Сергею. Он поднял немного вверх сам вертолет, чтобы выдернуть нас из воды, а затем включил лебедку, и мы потихоньку поползли вверх.
Сергей помог забраться в вертолет мне, затем мы с ним вместе втащили в кабину Чугункова. Быстро осмотрев его, я нашла входное отверстие в груди справа, заклеила его пластырем, вколола ему стимулятор сердечной деятельности, обезболивающее и еще что-то, что рекомендуют применять при огнестрельных ранениях. Чугунков открыл глаза, посмотрел на меня вполне осмысленно, но тут же вновь отключился, голова его безжизненно повисла…
Вертолет тем временем совершал какие-то сложные виражи, и я поняла, что Сергей высматривает среди волн старика-айна и Турсунова. Впрочем, возможно, что и они остались живы, может быть, их тоже выбросило взрывной волной с катера в воду?
Чугунков застонал и перевернулся на бок.
Забеспокоившись, что у него вновь пойдет кровь, остановившаяся от морской воды, я еще раз проверила его рану. Все было в порядке. Расстегивая ему комбинезон ниже груди, чтобы ткань не мешала дыханию, я вдруг обнаружила, что во внутреннем кармане лежит какой-то конверт. Он был вместе с тканью комбинезона пробит пулей Турсунова. Я вытащила конверт и увидела, что он размок и бумага внутри – тоже. Надписи на конверте никакой не было. Я осторожно вытащила бумагу и развернула, стараясь не порвать.
«Конечно, то, что я сейчас делаю, не назовешь высокоморальным поступком, – подумала я. – Но меня, наверное, извиняет то, что я делаю это только ради того, чтобы разоблачить агента ФСБ. Или, наоборот, снять свои подозрения с человека, которого я хочу уважать и любить. Конечно, если это личная переписка, я читать не буду, но вдруг это – как раз то, что я ищу?»
Едва я развернула мокрый лист бумаги, в глаза мне бросился кусок текста, который я не могла не прочесть уже потому, что на него упал мой взгляд, и я прочитала то, что увидела, автоматически.