А нас наверху в темноте, за дымом и не видно. Кушали и думали, следили, чтоб никто не подслушал. Сидели и ждали, пока нас позовут. Потом пришел брат Головы, много чо рассказал.
На Базаре народ шевелился, гудел маленько, потому как богатого маркитанта Рустема патруль в промзоне подобрал. Лялякали торговцы всякое, боялись заразы новой. Вроде как цел Рустем, но стал как дитя малое, в штаны напрудил, да слюни текут, а глазья в разные стороны вертятся. Ничо путного не говорит, то лыбится, то плачет и к торговле вовсе стал непригодный. А еще двоих, Тимура и молодого какого-то парня, дохлыми нашли. Странно, сами в яму свалились, там, где бомба упала. Дык ясное дело, в ту яму навернешься — и хана, на дне арматура острая, клыки бетонные торчат. Собаки их нашли бабочками кровавыми облепленных. Уже вполовину погрызли их, ага, страшное дело. На Факеле у патрульных псы добрые, далеко чуют. Теперь все шептались, вдруг зараза такая, мозги плавит? А другие про нас шептались, видели, как мы вместе с Базара шли.
Третий день не вылазили мы с Головой с Автобазы, смолили катера. Меня механики не гнали, хотя особо не радовались. Многие прослышали, что отец родной с Факела прогнал. Прошедшим днем приходили Химики, мы с рыжим торговали гранатомет, как Иголка научила. Ох, до чего она хитрая, даже хитрее Головы. Дык Голова-то зажался гранатомет отдавать, вцепился — не оттащишь. Иголка сказала — куды тебе мортира такая в дороге, сам тощий, в ней с пуд весу, совсем завалишься. Вот так. Коли в караван нам не светит, пороха много не бери, требуйте лучше в обмен ружье с патронами, у химиков наверняка есть, и еще штуки всякие полезные. Только стойте на своем, на серебро не соглашайтесь. Серебром-то мутов не отгонишь!
Ну чо, верно все Иголка придумала. У меня аж ухи вспотели, пока рыжий торговался. Химики вначале ни в какую, но потом Голова им показал. Ох, тут глазья-то забегали. Короче, у нас теперь двустволка справная была, прям как у патрульных, да еще печенег, ага…
— Ой, хорош жрать, щас я тресну, — сказала Иголка. — Покажите лучше, чего накупили!
Открыли мы мешки, стали показывать. Она сперва губы надула, разругалась, мол, слабаки, мало товара из Химиков выжали. Но тут вспомнила, что голос подымать нельзя. И притихла. Термос мы выменяли редкий, где еще такое найдешь, чтоб жратву теплой хранить? Еще три тулупчика из собачьей шерсти выменяли — на снегу, ешкин медь, можно спать. Пороху взяли к самопалам, мыла, порошка против ран, еще топор закаленный, еще шлем против шамов. Ну чо, насчет шлема Иголка рыжему еще давно сказала, что ему в башке и до того защищать особо нечего было, а теперь и подавно. Рыжий тогда обиделся маленько, но быстро простил. Зато нынче Иголка его хвалить принялась. Это за то, как он умно порох у себя на Автобазе сменял. Ножи добрые взял, аркебуз с острыми болтами, а еще выменял у механиков свою же придумку — картечницу на восемь стволов. Ясное дело, заряжать ее долго, зато после ручку крутанешь, и — готово, котлеты из мутов. Помню, восемь раз Голова как шарахнул картечью — дурные вонючки как тараканы разбегались!
Но если честно, мне не шибко понравилось, как моя женщина рыжего хвалила. И как он в ответ лыбился. Нечего тут ляля разводить, нашел время!
— Покажите еще раз вашу карту, — попросила Иголка.
Голова развернул, мне подмаргивает. Ясное дело, он не мог поверить, что девчонка с Пасеки разберется в чертежах, нарисованных двести лет назад.
— Вот тут, это что? — Иголка ткнула мизинцем в серое пятно.
— Тута, видать, водой закапано, — огорчился рыжий. — Перепуталось все, не видать.
Я тоже стал глядеть в карту. Ну чо, некультурно вроде, девка из леса антирес проявляет, а я, как филин, — глазами только хлопаю. Обидно мне стало, ешкин медь, и чо я такой глупый вырос? Все у меня в семье умные, кроме меня. Гляжу — и ни хрена не понимаю, всякие черточки, кружочки, серые, черные, толстые, тонкие…
— Вот это — нефтяные танки старого бункера, — заговорил рыжий. — Вот это — колонны очистки… а это — наземные хранилища, но их уже нет.
— Как нет? А где они? — удивилась Иголка.
— Их двести лет назад взорвали, во-он тама, где черная трава растет, — Голова стал махать руками, позабыл уже, что смеялся над Иголкой.
Под стеной гаража загремело, телега проехала, бабы новую пайку горюн-травы накосили.
— Тогда мы карту неправильно держим, — вдруг сказала Иголка. И перевернула наоборот. — А если здесь ваш старый бункер, то почему не видно Луж? Вот где-то здесь должны начинаться Лужи.
— Ого, ну ты пер-дюсер! — изумился рыжий. — Вот глянь, это отстойник, вот где такой крючок. А вот эти палочки…
— Это трубы с водой? — закончила за него Иголка.
Голова выпучил глазья, а я маленько раздул щеки и тоже сделал такой вид, будто каждый день читаю чертежи.
— Ты как узнала, что с водой?
— Ой, много тут ума надо! Ты сам сказал, что на плане есть трубы водяные, есть нефтяные и есть тепло, чтобы зимой греться, и еще есть газ. Какие еще трубы могли к Лужам вытянуть? Только с водой. Не станут же туда нефть вашу любимую выливать.
Помолчали маленько, еще порося покушали, дыма понюхали. Тут рыжий не выдержал, спросил про главное.
— Чич не обманет, — хихикнула Иголка. — Желчь у него есть, но ему еще кое-что надо, вот так.
— От тебя надо?
— Может, и от меня.
— Ему кто-то с Пасеки нужен, так? — догадался вдруг Голова. — Так, может, он и без тебя обойдется?
— Не пойдет Чич к пасечникам, — помотала головой Иголка. — Если мой папка узнает, что вы заразную землю спрятали и продали… не, лучше про такое и не говорить.
— Ну дык… вы же лучше всех Пепел знаете, — гнул свое Голова. — Лазите туда всякие штуки прожигать…
— Иногда мы охотимся за Полями смерти, — Иголка сказала и тут же быстро пробормотала что-то втихую про себя, словно помолилась. — А Пепел никто не мерил и не изучал, вот так. Пепел далеко на север тянется, и вдоль реки тоже. Никто его не мерил, и никто из наших в мусорную фабрику не лазил. Отшельник лазил… А вон и парнишка евонный машет нам.
И точно. На Автобазу пришел ученик отшельника.
Однорукий отшельник ждал нас ночью в закрытом контейнере. Ученика поставил порог сторожить.
Я опять вспомнил, что так и не спросил Чича, куда делся его ученик. Странно, что я так легко забыл. Вроде раньше так быстро ничего не забывал, и оглоблей вроде меня промеж ушей не били. Я, как Чича сбоку увидел, сразу вспомнил про мертвого парня в паутине. И про то, как Чич нас от маркитантов спасал. Но тут, ешкин медь, антиресное ощущение получилось. Едва старикан мне в глазья глянул, едва ручкой сухой на лавку указал, как я снова про ученика забыл. И про маркитантов почти забыл. Ну чо, так после не раз еще повторялось, пока я не понял, что биться с ним бесполезно. На то он и гадальщик, любому память в узел завяжет.