— СВЯТЫЕ НЕБЕСА! — воскликнул он своим необычайным загробным голосом. — ВЫШНИЕ!
Прю с Кертисом озадаченно переглянулись.
Крот весьма торжественно вынул свою иглу и поставил острием на каменный пол туннеля. Затем он опустился на одно колено, будто футболист, который пытается сконцентрироваться перед началом игры, и сказал:
— БЛАЖЕННЫЕ ВЫШНИЕ, НЕУЖЕЛИ СВЯТОЙ НАЗЕМНЫЙ ПАНТЕОН БЛАГОСЛОВИЛ НАШИ ТРУДЫ? ЯВИЛИСЬ ЛИ ВЫ ПОМОЧЬ НАМ В НАШЕЙ БОРЬБЕ ПРОТИВ УЗУРПАТОРА ДЕННИСА И ОТВОЕВАТЬ ОБРАТНО ФОРТ КЛЫККК? НЕУЖЕЛИ НАЗЕМНАЯ МАТЕРЬ УСЛЫШАЛА НАШИ МОЛЬБЫ?
Кертис замер, сбитый с толку потоком информации и страстной преданностью крота. Он взял Прю за руку, намереваясь тихонько посовещаться — по его мнению, чепуха, которую нес этот странный зверек, обладала для него огромной важностью, и нужно бы хорошо обдумать ответ, прежде чем вступать в диалог. Но куда там!
Прю, ни секунды не сомневаясь, сказала:
— Да.
Пути назад больше не было.
* * *
Первыми в туманной дали проступили причудливые очертания крыши. Пагоду, повторяя ее крутые контуры, покрывали тяжелые снежные подушки. Драконьи головы, которые венчали выступающие навесы, тоже были припорошены снегом, отчего казались седыми, бородатыми и умудренными. Увидев их, женщина мысленно вздохнула с облегчением. Белое покрывало укутало и песчаный сад вокруг, скрывая сложные узоры, которыми покрыли его молодые монахи. Когда она приблизилась, очищавший каменную дорожку от снега гусенок оторвался от своего занятия, чтобы поприветствовать ее. Выражение ужаса на его лице ясно говорило: она, должно быть, представляла собой кошмарное зрелище; да, в общем-то, и чувствовала себя так же. Рука мертвым грузом висела вдоль бока, закрепленная шиной, кое-как сделанной из веток. Левая нога саднила — по бедру, изукрасив его всеми цветами радуги, растекся огромный синяк. Туника была вся разодрана, а на щеках черной липкой маской засохли кровь и грязь.
У порога ее ждал старик; на его древнем лице нельзя было прочесть никаких эмоций. Он глядел на нее бесстрастно, будто на почтальона или случайного прохожего на улице. Преодолев половину ступеней крыльца, она опустилась на одно колено.
— Дело сделано, — сказал старик.
Дарла почувствовала, что не может заставить себя посмотреть ему в глаза.
— Старейшина убита. Дети-полукровки… скорее всего.
— Наниматель сообщил, что удовлетворен.
Дарла вскинула голову.
— Удовлетворен? — Она помедлила, подбирая слова. — Я не могу с чистой совестью подтвердить, что они мертвы.
— Что случилось?
— Они упали. В Большой овраг. Я не смогла последовать за ними.
— Идем, Дарла, — сказал старик. — Тебе нужен отдых.
Внутри горел медник, в котором, мерцая, тлели раскаленные угли. Центральное помещение пагоды выглядело почти аскетично: скамьи по стенам, несколько циновок на полу. Старик, одетый в простую темно-красную робу, прошел по коврам и, взмахнув полой, сел. Дарла последовала за ним и с трудом опустилась на колени напротив.
— Откуда наниматель знает? — спросила она.
— Судя по всему, интуиты, что слушают голоса леса, больше не чувствуют их присутствия.
— Значит, наши обязательства выполнены?
Старик помассировал костяшки пальцев.
— Да, — сказал он наконец. — Пока ты не понадобишься снова.
Дарла с некоторым усилием сложила ладони перед грудью, скривившись от боли в руке.
— Спасибо, даймё, — сказала она и поднялась, чтобы уйти.
На пороге до нее снова донесся его голос.
— Дарла.
— Да, даймё.
— Насколько ты уверена?
Их взгляды встретились. Дарла промолчала. Старик кивнул.
— Хорошо, — сказал он. — Давай не будем считать удовлетворение нанимателя окончанием миссии. Останемся бдительны.
— Да, даймё. — Дарла отвернулась и вышла.
* * *
Он освободил время. Отложил все сроки, успокоив заказчиков тем, что в цеху происходит глобальная реконструкция с учетом самых последних инноваций в машиностроении. Остановил работу на всех станках, которые не имели ценности для настоящей задачи. Литейные формы ожидали своего часа. Каждый уголок был вычищен от пыли и мусора, чтобы ничто не могло помешать процессу изготовления или испортить результат. Все сироты были освобождены от своих привычных обязанностей — не мог же он доверить дело такой важности этим голодранцам. Чтобы создать нечто настолько сложное и ответственное, как колесо Мебиуса, требовалось совершенство в каждом движении. Если у него получится — а он до сих пор сомневался, что это вообще возможно, — то подобная деталь, без сомнения, станет венцом его карьеры.
Дездемона наблюдала за процессом без единого слова и помогала чем могла, хоть было понятно, что всю непосредственную работу выполнять придется ему самому. Она приносила в цех воду и уносила надкусанные сэндвичи; будила Антэнка в три часа ночи, когда он засыпал, уронив голову на кучу заметок, скопившуюся на столе; ничем не напоминала, что он разбил ее мечту — которая, как ей казалось, была их общей мечтой — и молча кипела внутри.
Без оживления, которое создавала толпа работающих детей, цех напоминал призрак самого себя прежнего. Теперь там постоянно находился лишь Джоффри да кое-кто из ребят, в чьих обязанностях было носить туда-сюда кипы бумаг, которые он исписывал за время работы. Трудясь всю ночь до самого утра, Антэнк изготовил восковые и керамические формы, в пламени которых позже должны были родиться три перекрученные шестеренки, обрамляющие сердечник колеса. У дальней стены в плавильном чане пузырилась дымящаяся бронза, ожидая момента, когда ее выльют в готовую керамическую форму. Окна здания снаружи, казалось, пылали ярким оранжевым пламенем; царящий внутри жар мог бы навести какого-нибудь особенно религиозного человека на мысли о Преисподней, где проклятые отбывают вечное наказание. Эта огненная кузница, полная звона железа и рокота гидравлических механизмов, казалась достойной Гефеста. Дни летели, ночи таяли, будто плавящаяся руда, и Антэнк начал видеть себя в каком-то почти божественном свете. Он был создателем, мастером. Он вдыхал в холодное сырье жизнь, священную жизнь. В иудейско-христианском каноне Бог создал вселенную. Антэнк видел в каждом зубце, уголке и изгибе колеса Мебиуса мириады вселенных. У Бога было семь дней на работу. Антэнку дали лишь пять.
И он намеревался уложиться в срок.
Сама земля перед ними оказалась живой.