Рядом никого не было, они стояли на узкой грязной дорожке среди заснеженных газонов. За строем одинаковых многоэтажек на проспекте проносились редкие автомобили. Облезлый пес тащил из помойки рваный полиэтиленовый пакет.
– Не знаю, чем вы собираетесь меня пугать, но приплетать Любу – большая ошибка. Я даже не стану разговаривать.
Тем не менее Зинуля не сделал и шагу, чтобы уйти. Макс обрадовался: кажется, он нащупал верную тональность.
– Мы и не собирались ее приплетать, если бы нас не вынудили. Скажу больше, вы сможете спокойно жить с женой и продолжать научную работу, если добровольно пойдете навстречу…
– Вы из органов?
– Служба внутренней безопасности заведения, где трудится – пока что – ваш тесть. К вашему несчастью, в отличие от тех «органов», что вы подразумеваете, мы не скованы никакими юридическими нормами. Передо мной поставлена задача, и она будет выполнена.
Молин сунул правую руку в карман. Аспирант стремительно побледнел.
– У вас есть две возможности. Или мы немедленно едем вдвоем и вы отдаете мне препарат, после чего инцидент будет закрыт, или… – Макс небрежно махнул в сторону стоянки, где прогревали моторы несколько иномарок. – Или мы все равно едем, но ваша судьба перестает меня интересовать. По статье «государственная измена» амнистия не предусмотрена. Если вас не застрелят сегодня, то за пятнадцать лет лесоповала вы много раз пожалеете, что остались живы.
– Но я не могу! – всплеснул длинными руками Зинуля, голос его сорвался на визг. – Как же быть с деньгами?
– С деньгами? – растерялся Макс. – Это нас не интересует.
– Так вы не знаете о гранте? – тут же осмелел ученый. – Я почти месяц вел синтез, пока не убедился, что один из компонентов повторить невозможно. Чрезвычайно редкое растение… Мы смогли начать опыты, только когда нам доставили необходимое количество этой травки. После этого были выделены деньги. Если вы отберете препарат, меня точно пристрелят.
Почти месяц, ужаснулся Молин. Тесть скинул «барабан» зятьку задолго до испытаний Конторы. Они предвидели результат, поэтому только ждали, пока я проснусь, чтобы свернуть эксперимент. Кто еще в «доле»? Вукич? Арзуев? Нет, невозможно.
– Какая сумма?
– Шестьдесят тысяч баксов…
– Не вешайте лапшу! Не существует такого западного фонда, что выделил бы средства на подпольные исследования. Обоснование заняло бы по меньшей мере год, плюс резонанс в печати.
– А я и не говорил, что это западный фонд. Игорь Григорьевич представил меня людям… Создано частное предприятие, я подписал контракт!
– Сколько ученых, кроме вас, там задействовано?
– Четверо…
Макс столкнулся с неизбежностью. Колесо завертелось, теперь его не остановить. Имя Зинули вошло в историю. С ним или без него коллеги продолжат начатое.
– Тогда понятно. Опыты велись на наркоманах?
– Да…
– И каков результат?
– У семидесяти процентов полное снятие синдрома ломки.
– Но это ведь не то, чего вы добивались?
– Не то. Зависимость остается.
– Сделаем вот как. – Максу в голову пришла новая идея. Химик был абсолютно подавлен, потерял ориентацию. Следовало добить, пока не опомнился и не начал соображать. – Я готов вас пожалеть. Несмотря на соучастие в преступлении, цели у вас благородные, дело нужное, ведь так?
Зинуля закивал, повернув лицо в сторону. Говорить он не мог.
– Тем более, – продолжал рассуждать Молин, – что формула теперь у вас в голове, нет смысла опечатывать институт и конфисковывать оборудование… – Он помолчал, делая вид, что ведет внутреннюю борьбу. Зинуля дрожал всем телом, ломая на груди руки. – Сделаем так! Вы отдадите мне часть, скажем, пятьдесят тысяч кубов. Я внесу в отчет, что ваше сотрудничество носило добровольный характер, и об этой встрече вы навсегда забудете.
– И буду у вас на вечном крючке?
– Зачем вы нам нужны? Разрабатывайте и дальше собственное изобретение. Наша забота, чтобы не уплывали государственные секреты.
– А что будет с папой?.. Я хотел сказать – с Игорем Григорьевичем?
– От меня он о нашем разговоре не узнает. Если вы сами пожелаете разрушить семью…
– Не пожелаю! Его… его посадят?
Молин пожал плечами, жестко взял химика под локоть.
– Пока мы будем в дороге, постарайтесь меня убедить, что открытие не имеет оборонного значения.
– Какое там оборонное! Чисто лекарственный…
– Вот мы и проверим. И лишь на основании проверки можно будет рассуждать о судьбе вашего тестя.
Макс увлек раздавленного Зинулю сквозь арку. Оставленный снаружи частник послушно грел мотор.
Часом позже Зинуля поставил перед Молиным чашку дымящегося кофе. Пока ученый суетливо хлопал дверками шкафчиков, Макс рассматривал фотографии под стеклом. Больше смотреть было некуда, со всех сторон его окружали нагромождения устаревших приборов и ломаной мебели.
– Здесь будет ваш кабинет?
– Пока общий. Как только… – Антон помялся. – Как только получили деньги, начали ремонт.
– Останетесь тут, в институте?
– Да, взяли в аренду этаж. Так удобнее, клиническая база и все смежные направления, что называется, под рукой…
– А директору что досталось? Остальным сотрудникам?
– Шеф мной, по правде сказать, здорово гордится. Он членкор, преподавал раньше на моем потоке. Я бы никогда не посмел предложить ему денег лично.
– На фото ваш сын?
– А, да. Они с Любашей сейчас на Кипре, отдохнуть, позагорать отправил.
– Симпатичный мальчишка. Как зовут?
– Антоном… Но не в честь меня, бабушке хотели приятное сделать. Дед двоюродный, брат ее, известным был в Ростове человеком…
Антон продолжал еще что-то угодливо рассказывать, расставлял перед Молиным блюдца с печеньем и дешевыми конфетами, суетился по-женски с тряпкой, но капитан его не слышал. Мальчик, сын. Лишнее доказательство существования темпоральных ловушек. Какое счастье, что провидение уберегло его от страшного греха, а то совсем уж близко пропасть придвинулась. Как же он сразу не догадался: не мог никак нынешний взрослый Зинуля дожить до времени появления первых Ванн очистки…
– Спасибо, – сказал Молин. – Я пойду.
– А кофе как же?
– Расхотелось. Кстати, как вы оцениваете побочный эффект? Я имею в виду сновидения.
У Зинули исчезло убитое выражение лица, немедленно проступил охотничий азарт.
– Да, эффект крайне любопытный, следовало бы его отдельно изучить. Два паренька лежали, по восемнадцать лет, но наркоманы конченые. Очнулись и давай наперебой строчить всякие кошмары!