– Вернись на горшок! – Молин был предельно убедителен. – Там закройся и покакай хорошенько, не торопясь. Мы за тобой вернемся. Выйдешь раньше времени – остаток дней будешь срать через катетер, понял?
Вовик номер два спиной вперед отступил в место общественного пользования. Молин вытер со лба набежавшие капли пота. У пленного сержанта трепетали кожистые складки на затылке. Плечи тоже начали дергаться, словно он уловил древнюю шаманскую мелодию и пытался взять нужный ритм.
– Эй, ты что, боишься? – поцокал языком капитан. – Не может быть! Ты ведь мафиози и не должен бояться такой ерунды, как смерть…
– Какой я мафиози? – Сержант не скрывал слез. – Я постовой…
– Брось, не скромничай! Ты думаешь, что мафия – это итальянцы? Нет, служивый! Мафия, это когда такое дерьмо, как ты, надевает погоны, чтобы лизать пятки вовикам… Жить хочешь?
– Да…
– Сколько их там?
– Че… четверо или пятеро наших и гости… Трое.
– Что за гости?
– Откуда я знаю? Мне же не представляются, мое дело – ворота отпирать…
– Как выглядит Бархат?
Макс оглянулся. Висевшее в углу зеркало отражало приоткрытую заднюю дверь и скукожившегося в одной рубахе, обнявшего батарею Вовика. На двери в сауну болтался открытый навесной замок.
– Так, бери с собой дружка из туалета, и оба – в баньку…
Закончив дела, он толкнул ставень и очутился на кухне. Над рядом остывших газовых плит змеились жестяные коробы вентиляции. Два засиженных мухами фонаря отражались в надраенном металле разделочных столов. По ранжиру стояли и висели сковородки, задумчиво побулькивал в углу титан, точно дрессированный носорог, опустивший ноздри в ведро с водой. Левый проход вел в мясной цех, где скалились голодные мясорубки, по правую руку над допотопной хлеборезкой покачивались полуоткрытые створки раздаточного окна. Видимо, до последней русской революции здесь находилась обычная заводская столовая. За раздаточным окном в приглушенном свете ночничков открывались внутренности барной стойки и претенциозное убранство танцевального зала.
На угловом диванчике, на кожаных пуфиках, сдвинувшись в кружок, закусывало мужское общество. Но там были не все, откуда-то сбоку доносился стук бильярдных шаров.
Макс отыскал вход в бар. Теперь он видел весь зал, почти круглой формы, затянутый темно-красной драпировкой. Отдельный вход вел в помещение с гордой надписью «VIP», оттуда торчал краешек зеленого стола, блистал традиционный шест и клубами валил сигарный сладкий дым.
То, что ему предстояло совершить, не укладывалось ни в какие рамки прежних представлений о справедливости. Однако, если он сейчас повернется и уйдет, эти люди будут его преследовать, причем бездумно, ничего личного, так сказать… А он будет жить в ожидании пули и так и не узнает, кто стоит за всей этой поганью…
Он выровнял дыхание и шагнул за барную стойку. Перевернутые пузатые рюмки висели над ним, словно спящая стая летучих мышей.
– Привет, братишки! – поздоровался Молин. – Кто не спрятался, я не виноват!
Пацаны оглянулись. Молин выложил на стойку обе руки и улыбнулся насколько мог приветливо. Сигареты повисли на губах. В вип-зале продолжали катать шары.
– Кто начнет, ковбои?
«Ковбои» зависли на полусогнутых. Бархата среди них не было. Три человека за столиком, двое показались из бильярдной.
– У меня такое предложение: никто ни в кого не стреляет, а ты, – Макс ткнул в сторону крайнего, крепыша с кием наперевес, – позови сюда Бархата!
Но они не послушались. Проходя через возраст увлечения вестернами, Молин всякий раз восхищался, до чего крепкие загородки в салунах. Почти в каждом фильме наступал момент, когда герой падал за барную стойку и оттуда метко отстреливался от бестолковых краснокожих.
В клубе «Ракета» дела обстояли иначе – то ли пули делать стали более качественные, то ли древесина пошла неважная. Он, во всяком случае, успел выстрелить дважды и спешно отступил на четвереньках под прикрытие кондитерской печи. Там, где он только что горделиво размахивал дальним родственником «кольта», шрапнелью взрывались бутылки и осыпались остатки цветомузыки. Не послушался, собственно, один, наиболее темпераментный, с автоматом. Сквозь свежие дыры в фанере Молин, устроившись на полу, различал медленно приближающиеся ноги.
– Моя очередь! – тихонько предупредил он и открыл залповый огонь, стараясь накрыть максимальную площадь. В фанере образовалась новая россыпь дырок, но прежде, чем противник опомнился, Макс перекатился за плиту.
Судя по воплям, счет стал четыре-ноль. Трое заперты, один наверняка ранен. Противник совещался. Теперь, согласно основам тактики, они должны попытаться обойти Макса с тыла. Не спуская глаз с окошка раздачи, он отполз в коридор. Вовик, не жалея сил, сражался с наручниками, видимо, в детстве тоже насмотрелся кино. Но, в отличие от храбрых шерифов, юноша никак не мог выломать чугунный радиатор.
– Не кряхти так! – посоветовал Макс. – Грыжу знаешь как непросто потом вправить?
Так и есть, двое или трое чавкали по жидкому снегу, огибая пристройку. Макс отворил дверь настежь, вышел на пандус, отступив от потока света. Хуже всего, если основные персонажи уйдут через парадный вход.
Но основные персонажи меньше всего хотели бежать по Москве пешком. Первым из-за угла вылетел кривоногий боец с «Калашниковым», совсем еще мальчишка. Его отшвырнуло назад, метра на три, на пирамиду пивных ящиков. Макс переместился за капот «вольво», запаркованного вплотную к ступенькам. Еле успел он пригнуться, как за шиворот полетели осколки стекла. Противник также залег – на дальнем конце пандуса, не рискуя приближаться.
В этот момент в здании клуба возобновилась перестрелка, не только внизу, но и на втором этаже. Прямо над навесом крыльца распахнулось окошко, оттуда выбрался некто массивный, дважды выстрелил внутрь и спрыгнул в сугроб.
Огораживающая двор сетка прогнулась. Зарычал дизель ближнего к выезду «чероки». Макс улегся на капоте и всадил десяток пуль в мотор джипа.
Мальчишки были всего лишь эскортом, прикрывали отход тех самых «гостей». В ослепительном проеме черного хода мелькнула тень. Заднее стекло «вольво» побелело от трещин, вырвалось и ударило Молина в лицо.
Повалив сетку, во двор въезжал «ГАЗ-66». Со второго этажа на пандус выпрыгнули еще двое. Макс выстрелил, зажмурив правый глаз. Кровь из разбитой брови мешала целиться, заливала щеку. Один на пандусе упал. Двое выскочили из раненого «чероки», полезли на бетонный забор. Из грузовика сыпалась целая армия в шлемах и нагрудной броне. Несколько автоматов заговорили разом. Из клуба доносилась артистичная матерщина. Трассирующая очередь простучала по верхней секции забора. Тот, кто был уже наверху, вскинул руки и завалился назад. Второй отлепился и послушно лег ничком. Стрелок на пандусе отшвырнул пистолет.