Кроме пароля на листочке имелось нечто вроде инструкции по пользованию трубкой. При нажатии на клавишу «2» раздавался звонок в тетиной квартире, в Питере. Если она оказывалась способна разговаривать и находилась дома, то мы мило болтали. Винченто покрыл ее телефонные долги в шесть тысяч рублей. Но очень скоро тетку опять отключили. На клавишу «3» отзывалась моя мама. Когда могла общаться, и когда ей доверяли телефон. Американец ухитрился и ее обеспечить трубой. Я позвонил маме один раз, послушал ее сонный, заторможенный голос и ничего не сказал. Я боялся, что разревусь и наживу припадок. Но пришлось согласиться: «работу» мне оплатили по-царски.
На клавишу «4» отзывался человек из Фонда, работавший в Москве, а на «1», естественно, отзывался сам доктор.
Ему я позвонил после того, как у меня пытались спереть компьютер. Буквально в тот же день невидимые агенты Винченто подсуетились, и в палату доставили маленький, но очень тяжелый сейф. Могу только представить себе, как замаслили парни из Фонда кафедральное и институтское начальство, чтобы те закрыли глаза на мои неслыханные привилегии. Я быстро навострился складывать ноутбук и убирать в железный ящик. Ключик болтался у меня на шее.
В последующие дни я читал намного меньше, чем обычно. Я почти полностью забросил японский язык и кино. У меня существовал список из шестисот фильмов, которые следовало обязательно посмотреть. По крайней мере, сто пятьдесят, тех, что Винченто отметил двойной звездочкой.
Парень с незапоминающимся лицом, вроде бы медик, а вроде бы и нет, но в халате, подбрасывал мне деньжат от Винченто и регулярно осведомлялся о потребностях. Я возвращал ему деньги назад и просил купить фильмы и фруктов для всего отделения. Таким образом, наличность быстро заканчивалась, но не все картины, отмеченные доктором, встречались в продаже. Кое-что безликий помощник приносил бесплатно, с возвратом. Впечатление от просмотра возбуждало во мне то же чувство, что и после первого задания с русским роком. Я силился, но никак не мог подобрать определения…
Примерно семьдесят процентов картин отсняли в Штатах, но встречались японские, немецкие и даже российские ленты. Американцы снимали боевики и мелодрамы из жизни молодежных банд или про крутых пацанов, у которых обидели близких, а они потом расправляются со злодеями. Поровну насилия и слез.
…Старший класс захолустной школы. Директор и учитель физкультуры — настоящие чудовища, исподтишка бьют ребят и принуждают платить левые деньги за обучение. Главные герои, он и она, полфильма трахаются, но успевают вывести подонков на чистую воду. Причем в полицию не обращаются, а как-то так подстраивают, что негодяи сгорают в машине.
Так им и надо…
Следующий сюжет. Дочка живет с матерью в трейлере, мечтает уехать в Голливуд и стать певицей. Вместо этого пьяная и вечно агрессивная мать заставляет дочку работать в баре, отбирает все деньги, еще и бьет ее. На протяжении фильма у этой женщины не было ни минуты доброго настроения. Мало того, подруги матери, такие же свирепые мегеры, выслеживают девушку, как она целуется с подругой, и устраивают на нее настоящую облаву… Чудом ей удается бежать, и попадает она к каким-то сектантам. Ребята тусуются на природе, ночуют в палатках. Они убеждают героиню, что не надо молиться злобному боженьке, лучше жечь свечи, танцевать в круге раздетыми, и любовь сама придет. Так и выходит… Все такие добрые, потому что верят, что надо любить друг друга, а остальное как-нибудь образуется. Они собирают героине денег, чтобы она добралась до Голливуда.
И заканчивается все очень круто. Девчонка становится популярной певицей и поет, обнявшись со своей розовой подружкой, а потом все орут и хлопают. А она говорит: вот, братцы, я такая же, как вы! Я такая же, я люблю оттопыриться и заколбаситься! Мне в кайф бухнуть и приторчать! Жизнь коротка, я пью и гуляю, и мне наплевать на все! Моя мамочка и прочие придурки хотели меня зачморить, сделать из меня рядовую прихожанку, серую мышь в забытой дыре. Чтобы я драила толчки на пыльной бензоколонке посреди пустыни, а по вечерам утирала сопли троим прожорливым чудовищам. И чтобы раз в неделю мой муж-работяга нажирался и ставил бы мне фингал. А потом засыпал бы в собственной блевотине. Но я не таковская, я выбрала трудную дорожку и иду по ней до конца! Мы все должны бороться за право быть собой и не слушать всяких старых пердунов!..
Все в таком духе. Я не понял, понравилось мне или нет, но что-то в этом было. Энергично, чувственно, неординарно…
Японцы разбавляли стрельбу всяческой метафизикой. Один из сюжетов я запомнил надолго. Может быть, навсегда. Не знаю почему, но этот фильм постоянно возвращается ко мне.
…Двое парней, вроде как братья, они поклялись на крови, что не расстанутся никогда. И живут в какой-то заброшенной барже, только отношения у них — не сказать, чтоб совсем братские… Честно говоря, я никак не ожидал, что американец позволит мне смотреть про гомиков. Да и про обычный секс. Короче, живут эти двое, милуются, курят травку и колются, и не хотят возращаться домой, к предкам. У одного папа — банкир, но порядочная сволочь. Он сына лупил, не пускал на концерты и не разрешал покрасить волосы.
Второй чувак, по имени Яманэ, — в том же духе. У него предок заливает улицы асфальтом и хочет заставить сыночка вкалывать в семейном бизнесе. А Яманэ просто тошнит от асфальта. Он просыпается ночью и кричит, а друг зажимает ему рот ладонью. Ему снится, что Токио превратится в спрута, как только асфальт пожрет всю траву и деревья. Тогда асфальту уже нечем будет питаться, и он набросится на жителей. Жуткий капиталистический осьминог с миллионами глаз, ощетинившийся небоскребами.
Парни спрятались на барже и ждут зиму, чтобы услышать, как поют рыбы. Научно это называется нонконформизм, когда против всех. Вообще, сделано классно, ребята вызывали симпатию. Особенно тот, что с гребнем на лысине.
Он такую речь проникновенную задвинул в конце, уже когда копы их обложили и бежать некуда. Он мог бы позвонить папашке, и тот бы его мигом вытащил, но вместо этого кидает свой телефон в воду. Он кричит, что имел он этот вонючий Токио, и гребаную работу от зари до зари, и черный лимузин, и костюм с бабочкой! Он кричит, что они всего лишь хотели послушать песни рыб, когда в заливе стихает судоходство. Фильм вроде так и назывался «Зимняя песня рыб», или что-то в этом роде. А Яманэ кричит, что город душит жителей, как бетонный монстр, и папаша его сам мостит новые щупальца, в смысле — асфальтовые дороги.
До того они нашли на пляже девицу и притащили к себе. Она вроде как бездомная и чуть коньки с голодухи не отбросила. Девчонка красивая, ярко-рыжая, с черными ногтями, и глаза татуированы до самых висков. Кажется, что она в очках, но смотрится отпадно. Ну, стали они втроем кемарить и втроем ждать зимы, когда запоют рыбы. Жрать нечего, и девица сказала, что пойдет на панель. Тогда пацаны заявили, что она теперь свободна от спрута и не будет больше трахаться со всякими буржуями. Они решили, что девушка будет вертеть жопой и заманивать жирняков в тихий угол. Так они и зарабатывали: девица изображала проститутку, а парни убивали лохов, кто позарился на нее.