Утром я спросил Дэвида, но он только пожал плечами. Он сказал, что ветер с реки далеко разносит звуки, и вполне может статься, что где-то на дороге забавлялась молодежь. В Крепости кричать некому.
А уже утром мне сменили код на кресле и выдали браслет с пластиковой картой. Они очень не хотели меня нервировать. В понедельник начиналась вторая фаза.
Вторая фаза чего? Я раздумывал над предстоящей операцией и не заметил, как приехал к матовой двери в тупике оранжереи. Дэвид предложил меня сопровождать, но я отказался. Что я, сам до буфета не доберусь? И все же, рука моя дрожала, когда я пропихивал карточку в щель.
Дверь скользнула в сторону, и я попал в малую столовую. Потолок раскрашен, как звездное небо, улыбающиеся рожицы комет, Бэтмен, Спайдемен и черепашки-ниндзя. На зеленой стене — Элли в компании с пугалом и трансформером готовятся к приступу Изумрудного города. Часть развеселых персонажей разместилась прямо на оконном стекле. Я никогда не посещал ясли, но примерно так себе их и представлял.
А еще секунду спустя я опустил взор и увидел тех, с кем мне предстояло совместно питаться.
Обитателей поролоновых комнат.
И сразу расхотел кушать.
Питер, ты читал, что такое «стволовые клетки»? Нет, так нельзя, надо по порядку. И слова «дерьмовый мир» тоже говорить неприлично, правда? Я вижу как ты улыбаешься, я люблю твою улыбку. Питер, именно поэтому, потому что я тебя люблю, я имею право сказать тебе то, что другим запрещено. Ты и сам догадываешься, никому не позволено в корпусе «С» даже и заикнуться о том, что у тебя не двигаются ноги и одна рука. Никто до меня тебе это в лицо не сказал, да, милый? Они ведь тебе внушили, что ты не перенесешь такого унижения, ты такой слабенький и нервный. А я могу говорить, потому что я люблю тебя! И мне наплевать, что там с твоим телом.
Знаешь, они инструктировали меня, перед тем, как мы встретились. Сначала пришла мама.
— Куколка, — сказала она, — мы посоветовались с Пэном и решили тебя кое-с-кем познакомить. Только сперва я тебе о нем расскажу, чтобы ты не наделала глупостей. Если ты не захочешь с ним знакомиться, то скажи сразу, обижать его нельзя, у него бывают нервные расстройства…
Это я-то не захочу знакомиться? Я, просидевшая до того почти полгода в одиночной палате? Да я бы с самым страшным вампиром тогда пошла гулять, взявшись за ручки. Они, видите ли, посоветовались и решили, что вреда не будет, если двое Уродцев вместе погреются на солнышке. Что они, в конце концов, смогут натворить страшного? Милый Питер, ничего, что я обозвала тебя уродом? Заметь, я нас обоих так окрестила, улыбнись, пожалуйста, и не обижайся. Не могла же эта шайка шарлатанов предположить, что мы как раз натворим! Ха-ха!
Это не совсем честно, так наговаривать, что я скулила без тебя, как потерявшийся щенок. Но в кафе я почти не ходила, ваши ненормальные, из третьего корпуса, мне давно надоели. Одни и те же лица и одни разговоры…
Потом пришел Пэн Сикорски, сладенький доктор Сикорски, я его тогда так любила и называла сладеньким, потому что он вечно притаскивал мне леденцы, от него и пахло сладко. Теперь запах этого одеколона у меня вызывает рвоту, а тогда он был для нас почти Богом.
— Куколка, — сказал Пэн. (Ты же знаешь, милый, я могу быть хорошенькой, когда захочу.) — Куколка, у нас прекрасные анализы, пора выбираться в люди.
Мое глупое сердечко застучало. Я подумала, он имеет в виду, что мы с мамой сможем уехать, но он подразумевал совсем иное. Да, Питер. Я совсем тогда не хотела с тобой знакомиться, ты уж не обижайся, но я же не представляла, как все выйдет. Поверь, я счастлива, что мы были вместе. Те дни останутся навсегда, пока буду я.
— В корпусе «С», — медовым голоском продолжал доктор, — живет один мальчик, не совсем обычный мальчик. Не такой, как Леви или Таня. Он не может ходить, у него проблемы с нервами. Я говорю тебе заранее, чтобы ты не испугалась, если вдруг при тебе начнется припадок. Бояться не надо, ты знаешь, что делать: просто нажать ближайшую кнопку. Для окружающих это совсем не опасно и случается редко, но без помощи его оставлять в такие минуты нельзя. Ты понимаешь ведь, о чем я говорю?
Я кивнула. Я хорошо понимала этого сукиного сына. Ладно, сказала я, надо так надо. Я ведь привыкла быть нянькой для маленьких.
— Ему немножко грустно у нас, — Пэн подвигал своей косой челюстью, будто у него в глотке застал кусок пищи. На самом деле, его жутко раздражало то, что приходится устраивать нелепые смотрины. Ему бы, конечно, хотелось, чтобы все со счастливыми рожами сидели по палатам и молились на хозяина Крепости.
— Дженна, будь с ним поласковей, — сказала мама. — Но не спрашивай, чем и как его лечат, хорошо? Представь себе, что вы познакомились случайно, так будет легче…
Тогда я маме еще верила, но все равно подумала: а кому должно стать легче? И я стала вспоминать, сколько раз слышала эту занудную фразу «представь себе». Представь себе, как огорчится доктор Сикорски, если мы не вернемся вовремя! Представь себе, как грустно маленькому Константину, неужели ты не можешь с ним поиграть? Представь себе, что случится, если каждый начнет делать, что захочет… Вечно одно и то же.
Я думаю, что все родители достают своих детей вечными притязаниями на понимание и ответственность. Но я никогда не могла представить себя свободной! Другие дети, по крайней мере, куда-то ездили одни, собирались в компании, а мое существование походит на жизнь улитки в закрытом аквариуме. Я ползаю от стенки к стенке, вижу, что происходит снаружи, и ничего не могу изменить. Они висят снаружи, глаза под белыми шапочками, подсыпают мне корм, иногда вскрывают меня, тыкают иголкой…
Питер, мне так хотелось сказать тебе: «Давай представим, что мы свободны. Что мы просто живы и можем убежать на край света, куда угодно…»
За тремя столиками расположилась самая диковинная компания, которую я мог себе представить. И моментом стало очевидно, что ни одним здоровым человеком тут не пахнет.
Слева, при содействии санитара, поглощал пищу тот самый белоголовый переросток, которого я видел по телеку. Розовощекий, как надувной поросенок, под метр восемьдесят ростом, он был занят тем, что размазывал ложкой по столу мюсли. И надо отметить, достаточно преуспел. Санитара я немножко знал, мы кивнули друг другу, но теперь, после наставлений Сикорски, я не решился с ним заговаривать.
Парень в зеленом комбинезоне терпеливо скармливал великовозрастному дебилу ложку за ложкой, смесь злаков в молоке, и казалось, не замечал, что половина вываливается обратно. Тем не менее, дело потихоньку продвигалось. Увидев меня, альбинос разинул пасть, и очередная порция мюслей оказалась у него на груди. Впрочем, он тут же улыбнулся и потянулся пожать руку, чуть не опрокинув при этом стол.
Ситуацию спасла миловидная женщина в синем халате, руководившая трапезой. Повариха или официантка, все в одном лице.