Ведь еще с вечера все пошло наперекосяк. Я планировал, что мы вдвоем с Барковым доберемся до внешнего поста в гараже, там я загипнотизирую дежурного, и он самолично отвезет нас в Хьюстон. С комфортом и ветерком.
Вот он, комфорт, и ветерок…
Ребята прочитали письмо Сикорски, но не промолвили ни слова. Таня погладила меня по щеке, Леви набил рот жевачкой.
Тут все было ясно. Сикорски гадал, как много мне известно, и не хотел открывать карты. На момент его второго послания, к десяти часам утра, он обнаружил пропажу винчестеров, и тон резко поменялся.
Пэн сообщил, что Дженну они поймают в ближайшие сутки. Что ей будет очень грустно и одиноко без меня. Что если я не вернусь, то она, почти наверняка, погибнет. Он писал, что два из трех ее «тайников» уже раскрыты, и содержимое не представляет ни для кого опасности.
— О чем тут речь? — спросил Леви. — Какие тайники?
Но я не стал ему рассказывать о своем потомстве. Ни к чему. Хватит апостолу и того, что я дал ему изучить его собственное досье. Реакция оказалась самой неожиданной. Первые несколько минут Леви раздувался от гордости, затем громогласно поведал, что он и есть великий Мессия, и теперь в этом больше не сомневается. После чего получил увесистую оплеуху от Баркова, надулся, заплакал и ушел в поле. Там яйцеголовый пропадал минут сорок, мы слышали, как он хрустит стеблями, вынашивая планы немедленной мести человечеству. Я предложил его найти, пока он не потерялся и не получил тепловой удар, но Барков и Таня, которые его знали лучше, отсоветовали. Они были правы. Зареванный философ вернулся, бормоча проклятия, поерзал, а затем снова углубился в свою «историю болезни». Сикорски меня опередил, в этом смысле дела складывались неважно. Я надеялся, что Куколка станет нашим отвлекающим козырем, и не он, а я ему доложу об опасности. Теперь же выходило, что они с миссис Элиссон следили за Дженной с самого начала и включили ее побег в часть масштабного эксперимента.
Даже из поражения Сикорски сумел извлечь победу. В самом крайнем случае, находись Куколка при смерти, они пришли бы ей на помощь. Но пока она продолжала жить, им было интересно. Я все больше склонялся к мысли, что наш неловкий интим тоже был частью программы исследований…
— Теперь сукин сын нас прикончит! — выразил общее мнение Барков. И никто ему не возразил.
Руди, практически без присмотра, шнырял вокруг автобуса, покрывая его желто-оранжевой каббалистикой. Ему нравилось созерцать зеленые незрелые волны кукурузы над головой и суету мелких грызунов возле норок, и пляску солнечных бликов на остывающем капоте. Леви, зажав руками уши, второй час пялился в экран. Таня пыталась поджарить на костре незрелый початок.
Пожалуй, ее поведение было единственным позитивным фактором. Рыжая девчонка вела себя как самый обычный человек, не забивалась в угол и не каменела от чужого голоса. И это после того, что ей вчера довелось пережить…
— Пошли! — сказал я. — Нам предстоит долгий путь…
— Роби хочет рисовать! — недовольно проворчал малыш, когда у него отняли кисточку.
— Роби будет много рисовать, — машинально пообещал я. За ночь, следуя по карте, мы ухитрились крайне извилистым путем преодолеть почти две сотни миль. Мы пересекали шоссе, но большую часть времени молотили по проселкам и только дважды встретились со встречными машинами. Оба раза у меня екало сердце, но нам попадались местные фермеры.
— Леви, ты идешь? — спросил Барков, берясь за мое кресло. Апостол посидел, ковыряясь в носу, затем захлопнул ноутбук и молча взялся за второе колесо.
— Леви, ты можешь остаться, — сказал я. — Вон там, впереди, поворот к шоссе. Мы пойдем направо, в город, а ты можешь дойти до заправки и оттуда позвонить Пэну. Телефон я тебе дам. Если хочешь, оставайся. Тебя заберут назад, никаких проблем. Скажешь, что мы выкрали тебя насильно…
— Я не уйду! — вместо Леви ответила Таня.
— А что там, в городе? — опустив взгляд, мрачно спросил Мессия.
— Ничего особенного, — сказал я. — Небольшой городок, я даже не припомню его название. Но оттуда рукой подать до Хьюстона, мы сядем в автобус, или возьмем такси.
— Такси?! У тебя есть деньги на такси?
— Есть немного, — смутился я. Не буду же я делиться с Леви, что на биржах крутятся несколько десятков тысяч моих долларов… — Сядем в такси и поедем в Хьюстон, сразу на телевидение. У меня с собой три трубки, все работают, и я знаю телефоны русских консульств.
— Так позвони им сейчас…
— Эй, Леви, разве ты не хочешь выступить перед журналистами? — Барков незаметно мне подмигнул. — У тебя появится верный шанс основать свою церковь!
— Кончай издеваться! — насупился Леви, но глазки его разгорелись. А еще он принялся чесать макушку, что всегда выдавало в нем радостное нетерпение.
— Никто не издевается! — поддержала Владислава Таня. — Я первая приду помолиться к тебе в храм. И Питер придет, и Барков.
— Ты не врешь? — Леви вконец разволновался. — Вы поможете мне основать Храм?
Я почувствовал холод под ложечкой. Никто из ребят не вспомнил мою лекцию на темы Дикого Запада, словно я не изощрялся добрых двадцать минут, не ломал перед ними язык. Очевидно, я, сам того не замечая, произнес какую-то запирающую формулу. Текст полностью стерся в их головах, да и в моей осталась лишь эмоциональная составляющая…
Страшно, страшно… До чего я докачусь? А вдруг мне понравится вести себя подобным макаром?
— Ну, конечно, — успокоил я. — Ведь мы же друзья. Мы непременно придем сами и приведем знакомых. Только с одним условием, Леви. У тебя в храме никто не будет говорить о смерти.
— Верно сказано, — подхватил Барков. — Ты будешь проповедовать только о жизни. Тогда мы будем ходить к тебе хоть каждый день! Но для этого надо поехать в Хьюстон и все рассказать. Про Сикорски, и Сью, и про всех остальных. Ну как, по рукам? — Бывший самоубийца протянул раскрытую ладонь.
— А я о чем расскажу? — спросила Таня. — Можно, я расскажу про Константина? Вы не знаете про Константина, а я знаю. Только я забыла, а сейчас вспомнила… — И она накрыла крохотной ладошкой корявую пятерню Баркова.
— Обязательно! — Я все никак не мог опомниться. Похоже, девушка не только избавилась от детских фобий, но стремительно восстанавливала разрушенные нити памяти. — Пожалуйста, Таня, расскажи обо всем! — Я протянул свою бледную руку и положил сверху.
Все это походило на дурацкий подростковый ритуал, но никто не смеялся. И мне было совсем не смешно. Кучка полоумных дерзнула замахнуться на асфальтового монстра.
— Идет! — решился Леви и опустил сверху розовую ладонь с обкусанными грязными ногтями. — Мы построим добрый Храм!
….А знаешь, милый, я сегодня проснулась рано-рано, в необычном настроении. Я проснулась, долго смотрела в небо, не шевелясь, и поняла одну очень важную вещь. Я поняла, о чем тот японский фильм, что ты мне давал смотреть. Помнишь, ты еще говорил, что его смотреть нежелательно, потому что он специально одобрен и профинансирован в целях дезадаптации российских подростков, и все такое…