— Волшебник был один, — строго прервала Таня. — Ты говоришь о стране Оз?
— Да хрен меня поймет! — чистосердечно признался я. — Просто хочу всех развеселить…
— А Сикорски… — натужно хихикнул Барков. — Сикорски будет Урфином Джюсом… Слышь, Петька, может, бросить, на хер, твой броневик? Я тебя на руках донесу…
— Лучше брось меня вместе с броневиком, — отшутился я, на секунду представив себя без кресла.
— Да шучу я, — отозвался Влад. — Да где же это сраное шоссе? Мы же его видели, и опять пропало…
— Волшебник один, — очень кстати сообщил Леви. В его нелепой голове любая идея рождала соответствующие аллюзии. Апостол запнулся и шмякнулся носом в пыль, но нить рассуждений не потерял. — Я могу быть волшебником, потому что лучше вас разбираюсь в волшебстве…
— Нет, я тоже хочу быть доброй волшебницей, — уперлась Таня. — Я даже знаю несколько заклятий, а Питер обещал научить меня гадать на Таро…
— Не спорьте! — урезонил я. Мне еще не хватало, чтобы они дополнительно сдвинулись на почве канзасской сказки. — Мы все можем быть волшебниками, и вместе построим изумрудный город…
Под толстой синтетикой моя макушка моментально взмокла, иногда я встряхивал головой, чтобы смахнуть пот. А еще — жутко начали досаждать насекомые. Роби плелся позади, но почти не плакал. Бедный малыш походил на пьяного арабского шейха в белых кальсонах и тюрбане. Проклятые твари искусали его сильнее всех. Руди приседал, до крови расчесывал лодыжки. Таня кричала на него, чтобы он не смел чесаться, но все было без толку. Я молил только об одном: чтобы мы поскорее достигли спасительного асфальта. Там я смогу передвигаться самостоятельно. Когда я оглядывался назад, мне казалось, что мы похожи на мух, попавших в зеленый мед. Блестящая нитка шоссе не приближалась ни на сантиметр, а коварное, безжалостное светило уверенно карабкалось в зенит. Полный позор! В стране лучших в мире автострад мы ухитрились застрять на глухой деревенской тропе…
Второй привал мы сделали, когда закончилась кукуруза. Точнее, когда меня уронили. Барков упал вместе со мной, а секунду спустя рухнул и Леви. Так они и лежали, словно два загнанных жеребца, запутавшихся в клетчатом одеяле. Леви хрипло дышал разинутым ртом, его губы потрескались, а незащищенная кожа шеи над воротом блейзера готовилась вспухнуть сплошным пузырем.
Таня сделала попытку в одиночку приподнять кресло, но не удержала и шлепнулась рядом со мной, на пожухлую солому. Я почти не пострадал, только правым ухом приложился к потрескавшейся земле. Сплюнул и смотрел, как почти мгновенно исчезает след от плевка. Правое колесо коляски глубоко застряло в колее; в десяти сантиметрах от глаз я различал окаменевшие следы от тракторного протектора и ватагу рыжих муравьев, сосредоточенно таскавших в нору мелкие соломинки. Шаркающей походкой нас догнал Роби и замер, ковыряясь в носу. У него даже не осталось сил жаловаться.
Я подумал, что при желании малыш мог бы легко вытянуть меня без посторонней помощи. А еще я подумал, что если мы подохнем тут, в паре миль от человеческого жилья, это будет самым логичным завершением пути. Наверное, я потихоньку заразился оптимизмом от Баркова.
— Роби хочет пить… — проскрипел малыш.
— Я вижу дорогу! — сказала Таня и подняла мне голову, чтобы я тоже полюбовался. Раскаленный асфальт блестел, как запекшаяся лава. В ушах у меня, заглушая звонкую песню полей, нарастал тяжелый набат. Пока еще болело не сильно, но я знал, чем это может закончиться.
Потом Барков выпутался из одеяла и вернул мои перепутавшиеся ноги на подножку. Мы долго смотрели друг на друга и внезапно начали хохотать. На громкий хохот нас не хватило, скорее это напоминало визгливое карканье. Но уж очень потешно он выглядел, а я, наверное, точно так же. Половина его головы и лица, промокшие от пота, собрали на себя всю дорожную грязь, и Барков стал похож на маску домино, или на монстра, вылезшего из кукурузных зарослей полакомиться человечиной. Он смеялся и ронял изо рта черные сгустки слюны.
Но все когда-то кончается. Отряд несостоявшихся волшебников достиг вершины холма. Мы разделили печенье. У Тани оставалась еще одна шоколадка, превратившаяся в кашу. Ее мы тоже скушали, хотя я полагал, что никто не притронется к сладкому.
Над ослепительным пунктиром разделительной полосы воздух непрерывно перемещался; казалось, что исполинские треноги высоковольтных передач плывут, как жирафы, над клетчатым океаном посевов. Плывут, задрав величавые рогатые головы, и неторопливо перебирают ногами…
Чтобы малыш не скучал в дороге, Барков соорудил ему из проволоки и обрывка марли сачок и научил, как с ним обращаться. Теперь Руди ежеминутно развлекал нас. Он носился по обочине, как взбесившийся мамонт, а изловив очередное насекомое, бежал к нам с победными воплями. Сначала мы шли кучно, но в горку растянулись. Я испытывал истинное счастье, что, хотя бы на время, перестал быть обузой.
И в результате наша нелепая компания в пижамах заняла всю проезжую часть, и когда навстречу проехала первая машина, мужик за рулем покачал головой и погрозил нам пальцем. Наверное, решил, что мы какие-нибудь панки, возвращающиеся с попойки в соседнем городе.
На холме стало нестерпимо жарко, воздух словно замер, и я подумал, что отвык от жизни без кондиционера. А вскоре я уже ни о чем не мог думать, все мои желания сосредоточились на одном — найти тень. Мне казалось, что в тени перестанет так гулко стучать в висках, и я обрету возможность соображать. Я смутно помнил, что надо куда-то звонить и что-то сделать с компьютером, но пересохшие извилины никак не хотели подчиняться…
Дорога слепила. Трижды, или четырежды, Таня спасла меня от падения. Наконец, видя, что я не в состоянии управлять креслом и в любую секунду могу навернуться в кювет, девушка заставила меня отключить мотор.
Я смутно припоминаю, что Барков заспорил с Таней, кто будет меня толкать. Леви тоже вызывался принести посильную лепту, и, вроде бы, они сговорились катить коляску поочередно.
Город плавал в изумрудном киселе, то приближаясь, словно дразнясь, то отодвигался, ехидно помахивая верхушками деревьев. В какой-то момент чуть не произошла беда: нас обогнал блестящий рейсовый автобус, а дурачок Руди ковылял по центру и едва не угодил под колеса. Серебряный бронтозавр огласил долину громоподобным ревом, Барков успел метнуться и толкнул малыша в сторону. Руди упал и заплакал.
А впрочем, может, мне это только показалось. Мне было не до него, я слишком заботился, чтобы не тряхнуть головой. Боль была невыносимая. Кажется, Барков сказал мне, что боится за малыша, что, будто бы, тот постоянно что-то бубнит, а на него это не похоже…
Самое обидное, что рейсовый автобус запарковался в паре сотен метров впереди нас. Выпорхнули две девушки, спустился водитель и достал из чрева бронтозавра их велосипеды. Оказалось, что мы совсем чуть-чуть не дошли до остановки. Девушки уселись на велики и умчались по тропинке, а водитель пристально посмотрел в нашу сторону, сделав ладонь козырьком. Затем поднялся в машину и отчалил.