— Судьбе крупной финансовой компании с Вансеи, интересы которой меня пригласили защищать, нельзя было позавидовать. Целый год какой-то злой рок преследовал ее. Шпионаж — вещь очень неприятная, особенно если он ведется против вас. Срываются важные сделки, главу компании приглашают на ковер в Галактический Совет для выяснения обстоятельств странной гибели одного космического корабля… — Альма настороженно слушала Скальда. — Иными словами, тайны перестают быть тайнами, и жизнь рушится. И это в наше время, когда технические возможности шпионажа практически исчерпаны. Я очень хотел разгадать эту загадку, я приложил к этому все свои силы. Шпионаж в пользу планеты-соперницы оказался необычным. Информация не только утекала из компании «Дронт. Дронт. Другие», но и активно, я бы даже сказал, агрессивно, поступала в нее извне. Я имею в виду историю организации крысиных бегов. Проникнуть в любую тайну соперника, расстроить его планы, поживиться за его счет, навязать ему проведение разрушительной по своим масштабам акции, чтобы одним махом покончить с ним и переключиться на поиски новой жертвы — эту голубую мечту любого проходимца почти удалось осуществить Дарраду.
Скальд говорил негромко. Альма и Иштван слушали, не сводя с него глаз. Голографические занавеси на окнах и мягкие ковры на полу поменяли цвет на янтарно-золотистый — словно вставшее над Вансеей солнце торопливо перекрасило все вокруг по своему вкусу.
— Список лиц, участвовавших в создании проекта «Крысиные бега» обозначен в самом названии компании: «Дронт» — покойный господин Лоренцо Дронт, «Дронт» — господин Иштван, «Другие» — покойный господин Лем. Логичнее всего было искать шпиона среди этих троих, что я и сделал.
При этих словах Иштван сильно покраснел и хотел возразить, но Альма резко предостерегла его:
— Вас просили сдерживать свои эмоции, господин Дронт.
— Могу представить себе ярость и недоумение господина Лоренцо Дронта, — продолжал Скальд, — не доверявшего после всех неудач прошедшего года уже никому, кроме двух самых близких ему людей, и получившего именно от них самый сокрушительный, последний удар… — Иштван слушал, опустив голову. — Глава компании только формально участвовал в создании проекта, так что я исключил его из претендентов на роль шпиона. Оставались двое: господин Иштван и господин Лем. Несмотря на свой юный возраст, господин Иштван производит впечатление человека с большими интеллектуальными способностями. Он не похож на сумасшедшего, задавшегося целью погубить Вансею и родных ему людей, — у него не было для этого мотива. Стыд, который он испытывал перед отцом за совершенный промах с бегами, не похож на раскаяние преступника или зло пошалившего ребенка. Отчаяние в его глазах — это отчаяние невиновного, искренне пытающегося понять, в чем была его ошибка. Я ясно видел это. Поскольку у всякого заранее спланированного преступления должен быть мотив, я начал искать его у господина Лема, с которым, к сожалению, уже не успел познакомиться. Вопрос, которым я задался, был достоин древней трагедии: мог ли верный друг воспылать ненавистью и предать? Разорить, опозорить, уничтожить? Была ли у господина Лема причина для столь разрушительного желания, каким является месть? Преданность и предательство Лема — вот что занимало мои мысли. Отсутствие времени не позволило мне изучить архивы компании досконально, но и беглый обзор помог понять очень важную вещь. Как пчела, дни и ночи господин Лем трудился на благо родной компании. Он легко вникал в любую, даже самую незначительную проблему, разрешая ее с энтузиазмом любящей матери, и благодаря его самоотверженному труду компания невероятно обогатилась. Мог ли он желать уничтожить труд и смысл всей своей жизни? Нет. Иначе я совсем не разбираюсь в людях. Мог ли господин Лем отомстить за то, что его невеста ушла к господину Лоренцо Дронту? Давняя история, но ведь есть люди, которых не лечит время от нанесенных когда-то душевных ран. Я подробно обсудил с отцом господина Иштвана этот щекотливый вопрос. Господин Лем сам расторг помолвку со своей невестой, а свадьба родителей господина Иштвана состоялась через три года после этого события. Стоит только взглянуть на кадры, запечатлевшие господина Лема, занятого возней с маленьким Иштваном, чтобы понять — он любил его, как собственного сына. За день до того, как свести счеты с жизнью, он подтвердил у нотариуса свое завещание в пользу господина Иштвана. И вообще, — грустно вздохнув, сказал Скальд, — человек с такими глазами не мог предать. Словом, я не нашел ни у одного из троих организаторов крысиных бегов мотива к самоуничтожению. Сознательно никто из них не мог привести компанию к такому печальному финалу. Тогда каким образом господа Иштван и Лем так ловко загнали себя в западню? Ведь это господину Иштвану пришла в голову мысль о проведении бегов, а господин Лем очень успешно принялся воплощать ее в жизнь.
Скальд взглянул на своих собеседников. В глазах Альмы он увидел настороженное любопытство, а в глазах Иштвана — надежду на то, что наконец он узнает правду о том, что принесло ему столько несчастий.
— Проект крысиных бегов был осуществлен в поразительно короткие сроки, всего за три месяца, тогда как в обычных условиях на его разработку и осуществление ушел бы год. Они очень тщательно провели всю подготовительную работу, учли каждую мелочь, продумали каждый пункт правил — направленных на достижение нужных им целей. Не случайно в разработке проекта участвовали три главных лица компании. Настоящие его создатели знали, что если бы правила разрабатывали другие люди, а не Дронт, Дронт и Лем, изъяны проекта тотчас были бы обнаружены. Направленность чужого воздействия на определенных людей — вот самое главное, что всплыло в результате проделанной мной мыслительной работы. Помните, Иштван, вы говорили мне, что едва только Лем принимался обсуждать с вами некоторые технические подробности бегов, вам начинало казаться, что вы об этом уже думали и заранее были с ним согласны — у вас не возникло ни единого противоречия! Такое единодушие вас обоих очень вдохновляло, вам казалось, что жизнь наконец наладилась и на смену черной полосе пришла белая…
Иштвану было тяжело слушать Скальда, он отошел к окну и отвернулся.
— Я попробовал обобщить обнаруженные и осмысленные мной факты, выделив главное. По всем признакам, наблюдалось чужое воздействие, не осознаваемое тем человеком, на которого оно было направлено. Бессознательность этого воздействия достигалась внушением образов. Любая идея, касающаяся крысиных бегов, приходила к господину Иштвану в виде ярких, запоминающихся видений. Огромный крысотрон, кабины зрителей, бегущие крысы… Эти образы, всплывающие в сознании, воспринимались им как результат собственной фантазии, а не как навязанная воля, поэтому резко притуплялось и критическое отношение к приходящим идеям. Ну, и, конечно, они постарались, чтобы в их плане не было логически не обоснованных требований… Итак, я пришел к выводу, что и господин Иштван, и господин Лем подвергались атакам на их подсознание. Я стал искать источники этого воздействия.
Детективу не доставляло удовольствия вести свой рассказ — констатация печальных фактов давалась ему тяжело, ведь ничего нельзя было вернуть и исправить. Он помолчал, думая о том, как тяжело, наверное, Иштвану было потерять обоих самых близких ему людей.