Кот, который проходил сквозь стены | Страница: 34

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Коко самоуверен, а Юм-Юм трусовата, как все кошки. Подозревая опасность, предпочитает найти убежище. Она, если так можно сказать, кошка из кошек. Сидит на коленях и ловит мышей — делает все, что им положено.

— Я никогда не держала котов, — сказала Мэри, разливая кофе по маленьким чашечкам и добавляя в напиток немного лимонной цедры. — Но я изучала грацию их движений, когда занималась танцами.

— Никто не может «держать» котов, — поправил он ее. — Вы делите с ними жилье на основе равноправия и взаимоуважения… Хотя коту каким-то образом всегда удается взять верх. Особенно сиамскому.

— Некоторые животные почти как люди… Пожалуйста, попробуйте кекс, Квилл.

Он надкусил темный, влажный, таинственный, ароматный кусок кекса.

— Коко больше, чем человек. Он обладает шестым чувством. Похоже, у него есть доступ к информации, которую мы не можем собрать без трудоемких усилий.

Квиллерен надеялся, что это действительно по-прежнему так, но в глубине души уже начинал сомневаться.

Мэри повернулась, чтобы посмотреть на замечательное животное. Коко сидел, задрав ногу, и вылизывал основание хвоста. Не убирая розовый язык, кот встретил восхищенный взгляд мисс Дакворт нахальными глазами. Потом, завершив омовение, перешел к ритуалу затачивания когтей: вспрыгнул на кровать, поднялся на задние лапы и начал царапать стену там, где книжные страницы были наклеены внахлест, и уголки соблазнительно отклеивались.

— Нет! Прочь! Вон! — закричал на него хозяин. Коко подчинился, но не раньше, чем удовлетворился состоянием своих конечностей.

Квиллерен продолжил объяснения:

— Коко когда-то дали словарь для заточки когтей, и теперь он думает, что можно использовать для педикюра любую печатную страницу. Иногда у меня появляется уверенность, что он умеет читать. Однажды он таким образом помог мне раскрыть серию мошенничеств с произведениями искусства.

— Вы не шутите?

— Ни капли… Скажите, в вашем деле много обмана?

— Не здесь. Нещепетильный антиквар пытается всунуть профану подражания девятнадцатого века в стиле чиппендейл за восемнадцатый, художник делает грубые картины на старом холсте и называет их ранним американским примитивизмом… О более крупных подделках я не слыхала… Как вам нравится фруктовый кекс? Его испек один из моих покупателей, Роберт Маус.

— Адвокат?

— Вы его знаете? Он превосходно готовит. — Это не он ли был поверенным Энди? Слишком известная личность для мелких хламтаунских дел, — заметил Квиллерен.

— Роберт — увлеченный коллекционер и мой друг. Он представлял Энди из любезности.

— А как служитель закона он никогда не интересовался так называемым несчастным случаем с клиентом?

Мэри взглянула озадаченно:

— Вы все еще занимаетесь этим?

Квиллерен решил быть искренним. Он устал слушать о превосходных качествах Энди от всех женщин Хламтауна.

— Вы знаете, что это Энди позвал полицию, когда Кобб в очередной раз пошел обчищать дом?

— Нет, не могу поверить…

— Почему он настучал на Кобба, а не на Расса или каких-нибудь других антикваров? У него был на Кобба зуб?

— Я не…

— Возможно, Энди к тому же угрожал Коббу, — угрожал, что расскажет Айрис о побочных связях Си Си. Мне неприятно говорить это, Мэри, но ваш покойный друг Энди совал нос не в свои дела. Или преследовал своекорыстные цели. Возможно, он считал, что Кобб, нанося визиты Клатре, ступает на чужую территорию.

Мэри покраснела:

— Так вы и об этом узнали!

— Извините, — ответил Квиллерен. — Я не хотел вас смутить.

Она пожала плечами, причем очень привлекательно.

— Я знала, что Гланц встречается с Клатрой. Поэтому мы и поссорились в ту ночь, когда он погиб. Мы с Энди не были по-настоящему привязаны друг к другу. У нас было взаимопонимание, даже не взаимопонимание — просто договор. Но, боюсь, я начала чувствовать его своей собственностью.

Она протянула руку и выключила лампу.

— Ваше колено уже достаточно прогрелось. Как ощущение?

— Лучше. Гораздо лучше. — Квиллерен начал набивать трубку. — Когда Энди вышел от вас в тот вечер, чтобы встретиться с какими-то покупателями, какой он пошел дорогой?

— Через заднюю дверь, по аллее — к черному входу в свой магазин.

— Вы пошли за ним той же дорогой? И никого не видели в аллее?

Мэри метнула на Квиллерена быстрый взгляд.

— Кажется, нет. Может быть, там и был кто-нибудь из обитателей меблированных комнат, но они скользят по улице, как привидения.

— Сколько времени прошло с ухода Энди?

Она заколебалась.

— Ну… Где-то около часа… Еще кекса, Квилл?

— Спасибо. За это время покупатели могли прийти, обнаружить, что парадная дверь заперта, и уйти — не подозревая, что в задней комнате лежит труп. До их прихода кто-то мог последовать за Энди через черный ход — кто-то, видевший, как он от вас вернулся… Давайте посмотрим, сколько зданий между вашим домом и магазином Энди?

— Дом Расса, магазин всяких мелочей, потом этот дом, а потом меблированные комнаты, где магазин Бена.

— Дом, где магазин Бена, и ваш собственный — такие же, как здание с магазином Энди, верно? — спросил Квиллерен. — Только поуже, да?

— Вы очень наблюдательны. Все три были построены одним семейством.

— Я знаю, что Расс живет над своей мастерской. Кто живет с ним вместе? Тоже антиквар?

— Нет. Стэнли — парикмахер.

— Интересно, откуда у Расса столько денег? Дом принадлежит ему, он ходит в туфлях, сшитых на заказ, имеет аудиоаппаратуры на двадцать тысяч долларов, держит белый «ягуар»… У него период процветания? А считал ли Энди его кристально честным? Может быть, он собирался шантажировать Расса?.. Откуда же все-таки у Пэтча такие доходы? Побочная работа?

— Я знаю только, что работает он много. Иногда я слышу шум его станка и в три часа ночи.

— Интересно… — Квиллерен замолчал, разжигая трубку. — Интересно, почему Расс мне сегодня солгал. Я спросил его, был ли он в доме Элворта, и он отрицал это. А я могу поклясться, что костыли и белые туфли там побывали.

— Антиквары очень чувствительны, когда разговор касается источника прибыли, — объяснила Мэри. — Считается плохим тоном спрашивать, где человек приобретает товар, и, если он вообще вам ответит, то уж обязанным говорить правду себя не чувствует. Рассказывать о сокровищах на бабушкином чердаке считается еще более непозволительным.

— Неужели? И кто же определяет эти правила этикета?