Сильвия Катценхайд изложила последние планы насчет благотворительной вечеринки.
— Город отгородит четыре квартала, — сообщила она, — и украсит столбы пластмассовыми ангелами. Рождественские у них уже кончились, но осталось немного с прошлой пасхи довольно симпатичных. Исполнителей праздничных песен обеспечит Клуб Управления Водопроводами и Канализацией.
Квиллерен спросил:
— Нельзя ли открыть во время праздника «Древности»? Будет грустно, если миссис Кобб лишится дополнительного дохода. Я сам с удовольствием побуду там пару часов.
Клатра сжала его руку и сказала:
— Вы просто киска! Мы тоже поможем — я и мои сестры. Будем сидеть по очереди.
Тут кто-то предложил послать цветы на похороны Кобба, и в тот момент, когда начали собирать деньги, этажом ниже раздался оглушительный шум. Поп-музыка — резкая, громкая, ошеломляющая. Несколько секунд все слушали, изумленно открыв рты, потом резко заговорили:
— Что это?
— Радио?
— Кто там?
— Никого!
— Откуда это?
— Внизу кто-то есть?
— Кто бы это мог быть?
— И как это они забрались?
— Парадная дверь заперта, верно?
Квиллерен вскочил первым:
— Пойдемте, посмотрим.
Он схватил деревянную кувалду, висевшую на стене, и, прихрамывая, направился вниз по узкой лестнице. Мужчина последовали за ним: Рассел на костылях и Бен с вилами в руках.
Звук доносился из комнаты Кобба. Дверь оказалась открытой. В комнате было темно.
Квиллерен протянул руку, нащупал на стене выключатель, вспыхнул свет.
— Кто там? — грозно крикнул журналист.
Ответа не последовало. Музыка гремела из маленького приемника на аптекарском столе.
Трое мужчин стали обыскивать комнату, Квиллерен отметил про себя, что Бен вошел последним.
В помещении никого не оказалось.
— Может быть, в приемнике автоматический таймер? — предположил Расс.
— Нет здесь таймера, — сказал журналист, выключая маленького нарушителя тишины. Взглянув на стол, он нахмурился. Бумаги были разбросаны. Стакан для карандашей перевернут. На полу валялись счет за телефон, адресная книга и серой перышко.
Когда они вышли из комнаты Кобба, женщины начали с опаской спускаться с третьего этажа.
— Все спокойно? — спрашивали они.
Клатра спросила:
— Если это человек, то куда он пошел?
— Что это было? Кто-нибудь знает, что это было?
— Дурацкое радио, — ответил Расс. — Оно само включилось.
— Как оно могло само?..
— Не знаю, — ответил Квиллерен.
Но он знал.
Антиквары вышли через парадную дверь, Бен отправился в «Львиный хвост», а журналист открыл дверь своей комнаты и поискал котов взглядом. Юм-Юм сидела на холодильнике с ясными глазами и настороженными ушами, — и те, и другие были чуточку великоваты для ее крошечной заостренной мордочки. Коко жадно глотал воду, хвост плашмя лежал на полу — как всегда, когда кот страдал от жажды.
— Ладно, Коко, — сказал Квиллерен. — Как ты это сделал? Ты что, спелся с Матильдой?
Кончик хвоста легонько шлепнул по полу, но кот продолжал жадно лакать.
Квиллерен задумчиво обошел свое жилище. Конечно, Коко может повернуть ручку радио, потершись о нее твердым маленьким подбородком, но как этот пушистый Гудини пробрался в комнату Коббов? Журналист отодвинул кровать-лебедя, но прохода не обнаружил. Он попытался найти в ванной какой-нибудь люк (водопроводчики начала века очень увлекались люками), но не увидел там ничего похожего. На кухне имелась форточка, выходившая в коридор и предназначенная, по-видимому, для вентиляции; с холодильника на нее не трудно вспрыгнуть, но на форточке висел замок.
Зазвонил телефон.
— Квилл, — послышался приятный голос Мэри, — ты делаешь что-нибудь со своим коленом? По-моему, сегодня вечером оно у тебя болело.
— Я прикладывал холодные компрессы, пока не спала опухоль.
— Что тебе нужно сейчас, так это инфракрасная лампа. Позволь предложить мою.
— Я был бы благодарен, — ответил он. — Да, я был бы очень благодарен.
Готовясь к встрече с лампой, Квиллерен надел спортивного вида шорты, неплохо выглядевшие прошлым летом на загородных пикниках, и полюбовался собой в большом зеркале на двери гардеробной, втягивая живот и выпячивая грудь. Он всегда думал, что ему пошла бы шотландская юбка. Ноги прямые, крепкие, мускулистые и умеренно волосатые — вид достаточно мужественный, но не зоологический. Припухлость вокруг левого колена, портившая всю красоту, теперь, к радости журналиста, исчезла.
Квиллерен сказал котам:
— Ко мне придет дама, и я хочу, ребята, чтобы вы вели себя немного сдержаннее. Никаких шумных потасовок, никакого бегания взапуски и нарушения статуса кво!
Коко прищурил глаза и приподнял усы, как будто понимающе улыбался. Юм-Юм продемонстрировала свое равнодушие тем, что принялась разглаживать белоснежную шерстку на груди.
Когда пришла Мэри с корзинкой в руках, Коко с безопасного расстояния смерил ее оценивающим взглядом.
— Он не очень-то рад, — заметила мисс Дакворт. — Но в этот раз ведет себя поприличней.
— Он привыкнет к вам, — заверил Квиллерен.
В корзине, кроме лампы, оказались домашний фруктовый кекс и кофеварка. Мэри включила миниатюрную серебристую машину в розетку на кухне, пристроила лампу над коленом Квиллерена и села в плетеную качалку. Грубая вещь сразу приобрела изящные очертания и естественную элегантность, и журналист удивился, почему он раньше считал это кресло уродливым.
— У вас нет предположений насчет какофонии в комнату Кобба? — спросила она.
— Еще одна нелепость из тех, что вечно происходят в этом доме… Кстати, почему Холлис Прантц не пришел на собрание?
— Половина людей не пришла. Они, вероятно, догадывались, что там будут собирать деньги на цветы.
— Прантц был тут сегодня днем и искал какие-то древние приемники. Кобб якобы должен был их ему оставить — так он сказал. Как вы думаете, это правда?
— О, конечно! Антиквары большую часть денег зарабатывают, перепродавая старье друг другу… Колену тепло? Лампа не слишком близко?
Вскоре бульканье и шипение на кухне возвестило, что кофе готов. Новые звуки испугали Юм-Юм, и она забилась в угол, а бесстрашный Коко счел своим долгом проследовать на кухню и расследовать происшествие.
Квиллерен объяснил: