Маклин презрительно усмехнулся и снова принялся обстругивать трость.
Спустя несколько минут дверь приоткрылась.
— Возвращайся к женщинам! — гаркнул генерал. Чарлз Безоар поспешно ретировался в складское помещение без окон, где Марси и Хетер, по всей видимости, хлопотали над пленником, которого Гордон пока не видел.
— Сами понимаете, не всякий сильный человек вызывает симпатию, — заметил Маклин. — Впрочем, от него есть прок. Пока.
* * *
Гордон не знал, сколько времени минуло — несколько часов или считанные минуты, — прежде чем снаружи донесся пронзительный клич. Он принял было его за крик речной птицы, но стремительная реакция Маклина подсказала ему, что он ошибся: генерал вскочил и схватил масляный фонарь.
— Такое представление нельзя пропускать, — бросил он. — Наверное, ребята вышли на след зверя. Вы позволите мне оставить вас на несколько минут? — Он сгреб Гордона за волосы. — Разумеется, если вы посмеете хотя бы пикнуть в мое отсутствие, я расправлюсь с вами, когда вернусь. Обещаю!
Висящий вверх ногами не может пожимать плечами.
— Натан Холн ждет тебя в аду, — прохрипел Гордон.
— Не сомневаюсь, что в один прекрасный день мы там с ним встретимся, — с улыбкой ответил «приращенный» и выскочил в пропитанную влагой темень.
Гордон еще долго раскачивался как маятник. Потом, глубоко вздохнув, принялся за дело.
Трижды он пытался, изогнувшись, дотянуться до веревки, которая перехватывала его ноги, и трижды, не добившись желаемого, падал, чуть не теряя сознание от пронизывающей все тело боли. После третьего раза у него оглушительно зазвенело в ушах. Еще немного — и он начнет слышать голоса...
Сквозь заливающие глаза слезы он уже видел аудиторию, наблюдающую за его отчаянной борьбой. Все призраки, которых он собрал за долгие годы, явились на представление. Полный аншлаг!
«Принимай!..» — высказался сразу за всех Циклоп: не то лампочки вспыхивали в застывшей знакомой последовательности, не то угли мерцали в камине.
— Прочь! — отмахнулся Гордон. Не до призраков ему сейчас было — ни времени, ни сил... Тяжело дыша, он готовился к новой попытке; рывок — и он перегнулся пополам...
На этот раз он ухватился-таки пальцами за мокрую от дождя веревку и уже не отпускал ее, хотя для этого ему пришлось сложиться вдвое, как карманный нож. Тело ломило от страшного напряжения, но он знал, что сдаваться нельзя. На пятую попытку у него уже не наберется сил.
Обе руки были сейчас заняты, поэтому он не мог начать отвязываться. Перерезать веревку, естественно, нечем. «Ползи? — приказал он себе. — Попробуй распрямиться, встать».
Он пополз, едва не теряя сознание от страшной боли в груди и спине, и чувствуя, что мускулы, сведенные судорогой, вот-вот откажут. Наконец он выпрямился и встал, едва не вывернув лодыжки в веревочных петлях и продолжая раскачиваться.
От стены ему улыбался не ведающий смущения Джонни Стивенс; улыбалась Трейси Смит и другие разведчицы. «Для мужчины очень даже неплохо», — казалось, говорили девичьи улыбки.
Циклоп восседал на облаке сверххолодного тумана, играя в шашки с дымящейся франклиновой печкой. Они тоже одобряли действия Гордона.
Теперь пленник старался добраться до узлов на ногах, однако это натянуло веревки так сильно, что у него совсем потемнело в глазах от боли. Пришлось снова выпрямиться.
Нет, не так. Бей Франклин осуждающе покачивал головой. Глаза Великого Манипулятора наблюдали за Гордоном, поблескивая над двойными стеклами очков.
«Через верх, через верх...» Гордон перевел взгляд на толстую балку, к которой была привязана веревка.
«Значит, наверх».
Он обмотал веревкой руки. «Ты делал так в спортивном зале, до войны», — подбадривал он себя.
«Да, но теперь ты — старик».
Слезы заливали ему глаза, пока он подтягивался, помогая себе, коленями. Чем больше он старался, тем более материальными казались ему знакомые призраки. Прежде они были игрой воображения, теперь же стали первоклассной галлюцинацией.
«Давай, Гордон!» — крикнула Трейси.
Лейтенант Ван одобрительно жестикулировал. Джонни Стивенс уверенно улыбался, стоя рядом с женщиной, которая спасла Гордону жизнь среди развалин Юджина. Скелет в кожаной куртке поверх пестрой рубахи скалился и задирал кости, заменявшие ему большие пальцы рук. На голом черепе лихо сидела синяя фуражка с козырьком, сияющая медной кокардой. Даже Циклоп перестал ворчать, видя, что Гордон отдает своей борьбе последние силы.
— Выше... — стонал он, хватаясь за осклизлую пеньку и одолевая неумолимую силу тяготения. — Выше, никчемный мозгляк... Либо ты сможешь, либо подохнешь...
Одна его рука уже обнимала чертову балку. Он сделал отчаянный рывок и перебросил через балку вторую руку.
На этом все и закончилось. У него больше не было сил, чтобы бороться. Гордон висел на балке, прижимаясь к ней грудью, не в состоянии пошевелить даже пальцем. Сквозь прикрытые ресницы он видел, как разочарованы им все до одного призраки.
«Шли бы вы все...» — беззвучно отмахнулся он от них, лишившись даже голоса.
«Кто возьмет на себя ответственность?..» — упорствовали догорающие угли в камине.
«Ты мертв, Циклоп. И все остальные — тоже мертвецы. Оставьте меня в покое!» Измученный Гордон зажмурился, надеясь таким образом избавиться от свидетелей своего поражения.
Но в темноте его поджидал еще один призрак — тот, которым он бессовестно прикрывался все это время, но который и сам всласть им попользовался. Этот призрак звался Страна Мир.
Он увидел лица, миллионы лиц. Преданные, обреченные на гибель люди, цепляющиеся за туман надежды...
Возрожденные Соединенные Штаты...
Возрожденный мир...
Фантазия... Но фантазия эта упорно отказывалась умирать, она просто не могла умереть, пока жив он сам.
Гордона осенило: уж не потому ли он так долго изощрялся во вранье, рассказывая красивые сказки, что, и сам не мог без них обойтись? На этот вопрос у него был готов ответ.
«Без них я рассыпался бы в прах».
Забавно, что прежде эта мысль не приходила ему в голову — во всяком случае, с такой безжалостной ясностью. В самых глубинах его души продолжала мерцать все та же мечта — пусть это единственное место во всей Вселенной, где она еще не угасла. Она была похожа сейчас на микроскопический организм, выдерживающий сокрушительное давление океанской толщи. Ему казалось, что он берет эту мечту в ладони — и не верит своим глазам: мечта, эта чудесная драгоценность, увеличивается в размерах, заливает своим мерцанием беспросветный прежде мрак; на ее бесчисленных гранях он видит даже не просто людей, а многие поколения человечества.