– Вертолет!!!
И в тот же миг, взглянув друг на друга, они обнаружили, что подумали об одном и том же. Это был миг озарения. Момент истины.
Миша засмеялся. Могло показаться, что это смех безумца, если бы на самом деле это не был смех выздоравливающего человека.
– Так вот оно что! – говорил он сквозь смех и вытирал слезы. – Вертолет! Ну правильно! Я все никак не мог понять, как тот гармонист-шахматист умудряется впереди нас очутиться! А он на вертолете! «Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете и бесплатно покажет кино!» Ха-ха-ха! Ну и кино! Ну и придумщики! Ну и зачем вы все это затеяли?
Вопрос был обращен к Иванову, но ответа от него сейчас невозможно было дождаться. Антон Николаевич сидел красный, как вареный рак, и одно это уже являлось для Миши Каратаева стопроцентным подтверждением того, что все правильно он понял с этим вертолетом.
– А знаешь! – сказал он с чувством и даже приобнял Антона Николаевича. – Я ведь и тебя сниму, пожалуй. Ух, и репортаж у меня получится! Публика будет визжать от восторга, – очень кстати вспомнилась ему фраза из старого фильма.
– Не надо меня снимать, – вяло попытался отмахнуться Антон Николаевич.
– Нет, надо! – засмеялся Миша.
Он был совершенно счастлив сейчас. Разгадал этот чертов ребус, а то уж совсем было подумал, что сходит с ума. А вот и не сходит! И не с ума! Раскусил он этих прохиндеев!
– Будешь главным героем моего репортажа, – пообещал Каратаев, на радостях легко переходя на «ты».
По Антону Николаевичу было видно, что никаким главным героем он становиться не хочет, но не знает, как ему сей печальной участи избежать. Вздыхал и маялся, бедолага.
– Ничего! – утешал его Миша. – Все будет чики-чики!
Очень скоро дорога снова взбежала на пригорок, и взорам пассажиров открылось огромное, от края до края, поле, а посреди того поля – маленькая деревенька. И никаких вертолетов поблизости.
– Здесь? – поинтересовался Миша.
– Здесь, – вздохнул собственным печальным мыслям Антон Николаевич, который был сейчас мрачнее тучи.
– Дом какой?
– Слева по улице. Третий от края.
Дом как дом. Тут все такие.
У Миши Каратаева настроение настолько улучшилось, что он из машины выскочил первым. Только и успел спросить у Антона Николаевича:
– А как фамилия этого вашего селькора?
– Петров.
– Петров! – восхитился Миша, быстрым шагом направляясь к дому.
Как же славно, что просто Петров, а не Волобуев там какой-нибудь или вовсе Полузверский, прости господи!
– Эй! – весело закричал воспрянувший духом Миша. – Товарищ Петров!
И посмотрел на Антона Николаевича победно. Честно говоря, он даже не был до конца уверен в том, что кто-нибудь из дома выйдет. Потому что главное действующее лицо всех предыдущих розыгрышей в совершенно бесчувственном состоянии сейчас покоилось в багажнике машины, а потому что-нибудь предпринять никак не могло.
Но дверь все-таки распахнулась, и из дома на крыльцо ступил вертлявый мужичок с по-ленински хитрым прищуром карих глаз, неаккуратно причесанными вихрами на голове и несвежим квадратиком пластыря на правой щеке. Он бодро скатился с крыльца, сунул потрясенному Мише Каратаеву свою сухую ладошку для приветствия и отрывисто произнес:
– Здравствуйте, товарищи!
Собственно, ради одного только этого момента нам и стоило весь розыгрыш затевать. Потому что Миша сейчас выглядел таким непосредственным – ну хоть делай с него иллюстрации для медицинской монографии о проблемах амбулаторного лечения прогрессирующего слабоумия. Челюсть отвисла, и глаза глядят вразнобой. Он смотрел на селькора Петрова так, будто того еще на прошлой неделе схоронили, а он вот ни с того ни с сего вдруг ожил и даже своим ходом прибыл в родную деревню. И все спутники Миши точно так же смотрели на селькора. То есть понимали, что коллективно сходят с ума, да только стеснялись в этом признаться.
– Да, – пробормотал Миша. – Сплошной дефицит бюджета, да и только.
Его бы никто из окружающих не понял, если бы они, окружающие, не были бы точно такие же, как сам Миша. С ума сходили одновременно и потому понимали друг друга. А что тут непонятного? Дела плохи, а будут еще хуже.
Миша неверной походкой направился к машине. Он еще надеялся, что этот чертов Полузверский каким-то непостижимым образом его снова обвел вокруг пальца. Но чуда не случилось. Когда Миша открыл багажник, Полузверский обнаружился именно там. Он спал и даже пускал во сне пузыри. А рядом с машиной стоял селькор Петров, как две капли воды похожий на Полузверского. Понять все происходящее было никак невозможно. Легче было пойти и утопиться.
– Да что же это они – клонированием тут у вас размножаются, что ли? – пробормотал совершенно деморализованный Миша, с ненавистью глядя то на спящего в багажнике машины гармониста, то на селькора.
– Женя! – затрясла меня за плечо Светлана. – Жень, выйди к нему, а не то окончательно спятит, и ты же потом будешь виноват!
Мы с ней наблюдали за происходящим из одного из окон дома «селькора Петрова». Из соседнего окна вел съемку наш оператор.
– Евгений Иванович! Пора бы выйти, в самом-то деле! – поддакнул он. – Они же нас и так потом живьем съедят за такие шутки!
Я и вышел. Появился на крыльце дома с жизнерадостной улыбкой на лице и произнес короткую речь, которой мы традиционно завершали каждый свой сюжет, – что вот, мол, так уж устроена жизнь, ежесекундно с нами непосредственно что-нибудь случается, да и вокруг нас происходят самые различные события, и если они с вами действительно происходят, эти самые события, то не надо вертеть головой по сторонам в поисках скрытой камеры, думая, что вы вдруг стали героем программы «Вот так история!», а надо действовать и что-то предпринимать, потому что очень даже может быть, что как раз в вашем случае мы вовсе ни при чем и на этот раз вам предстоит выпутываться самостоятельно.
Всю эту белиберду Миша Каратаев выслушал в полной неподвижности и с таким проникновенным выражением на лице, будто именно в эти секунды ему наконец и открылась Истина. Если бы я сейчас объявил о создании нового учения, Миша несомненно стал бы первым и самым верным моим последователем.
Я подошел и похлопал его по плечу. Миша вздрогнул и очнулся.
– Колодин! – пробормотал он врастяжку.
Ну вот и произнес наш маленький первое слово. Растет карапуз на радость папе с мамой.
– Колодин! – повторил он, будто пробуя мою фамилию на зуб. – Но как это, а?
Он повел рукой вокруг.
– Ведь вертолет, правда?
– Правда, – подтвердил я его догадку.
– А это вот? – он ткнул пальцем в направлении «селькора Петрова».
– Братья-близнецы, – сказал я.