Вдоль ручья Катя и шла. Костомаров ошибался только в одном: он ожидал, что Катя подрастеряла силы и сбавила темп. А она на самом деле шла скорым шагом. Ее подстегивал страх.
Она не знала прежде о том, что в скиту ее кто-то охраняет. Даже не подозревала. Но когда увидела послушницу Надежду, грубоватую малоразговорчивую тетку, с автоматом в руках – сразу поверила в то, что пришла настоящая беда. Катя этой беды ожидала все годы, что прожила в скиту. Полковник Богуславский сказал ей, что однажды за ней могут прийти. Это случится внезапно, и к этому надо быть готовой. Катя была готова. И сейчас она стремительно уходила прочь от скита, потому что знала, что пришли именно за ней. А уж если пришли, забрались в такую даль, то не отступятся, будут преследовать. Погоня будет. Ее Катя боялась. Ей не на кого было здесь рассчитывать, только на саму себя. И она думала, что может не справиться, не сдюжить. Когда ей становилось совсем страшно, и этот страх мог бы лишить ее последних сил, она позволяла себе замедлить бег и вслушаться в звуки леса. Тихо было. Не слышно погони. Приободрившись, Катя продолжала путь.
В одном месте дорогу ей преградил бурелом. Здесь был высокий бережок, и непогода когда-то, видимо, покалечила деревья; какие-то поломала, будто спички, а некоторые будто с корнем вырвала, и все это с высокого берега обвалилось в ручей. Пройти невозможно. Катя стала вскарабкиваться на берег, чтобы пройти поверху, уже была близка к вершине, как вдруг какой-то звук привлек ее внимание. Треск сучьев. Первый признак близкой погони. Катя испуганно обернулась. Она еще не видела своих преследователей, но уже поняла, что ее настигают. Испугавшись так, как никогда в жизни прежде не пугалась, Катя бросилась наверх – в тщетной надежде убежать, скрыться, спрятаться. Достигнув вершины, не удержалась, оглянулась и оцепенела от ужаса.
Внизу, еще довольно далеко, бежала вдоль ручья медведица. Катя сразу догадалась, что это медведица, а не медведь. Потому что как раз про медведицу инокиня Исидора, проживавшая в лесах много лет, рассказывала самые жуткие истории. И все годы Катиного пребывания в скиту действовало введенное Исидорой строгое правило: в пору ежемесячного женского недуга ни одна из насельниц, если с нею подобное приключилось, не имела права войти в лес. Исидора говорила, что медведица таких женщин, а также и тех, что беременными в лес вошли, чует за много верст, и нет такой женщине пощады. Разъярившись, обязательно догонит и насмерть заломает. Так что по ее душу медведица спешит. Это у Кати приключился женский недуг. В аккурат накануне.
Катя ужаснулась. Попятилась. Она от людей ждала беды, а убьет ее сама природа. Дикий зверь. И спасения нет. Она об этом знала.
Катя побежала по высокому берегу. Спотыкалась, падала, но поднималась снова. Раз оглянулась, другой – ничего. А на третий раз увидела медведицу. Та уже поднялась на взгорок и очутилась неожиданно близко. Тут то ли ноги Кати подогнулись, то ли споткнулась обо что – упала и покатилась кубарем, да не к ручью, а под деревья. Ударилась о толстый ствол разлапистого дерева, обхватила его руками, будто искала защиты, и вдруг непроизвольно полезла вверх. В последней надежде на спасение.
Ветки у дерева были мощные, Катя поднималась по ним, как по ступеням, бросала взгляды вниз, на землю. Медведица была уже под деревом. Встала на задние лапы, вытянула морду к Кате, обнажив свои ужасные клыки, заревела разъяренно, обещая неразумной беглянке скорую мучительную смерть, и вдруг полезла вслед за Катей, обламывая сучья.
Катя поняла, что это конец. Выхода нет. Она еще продолжала вскарабкиваться вверх по дереву, но уже понимала, что это последние минуты ее жизни. Еще немного, и страх лишит ее последних сил. И пока этого не произошло, пока еще оставалась способность верить в чудо, Катя закричала со всей мочи:
– На помощь!!! Помогите!!! Спасите!!!
Ее крик метнулся над лесом и вернулся к ней равнодушным слабеющим эхом.
* * *
Катин крик услышал Костомаров. В том крике было столько отчаяния и столько ужаса, что Костомаров сразу понял: медведица настигла Катю. Он бросился вперед что было сил. Так спринтер преодолевает стометровку. Только это был бег с препятствиями. То тут, то там попадались поваленные деревья, и не каждую из преград Костомарову удавалось преодолеть с ходу. Он падал, но всякий раз цепко удерживал автомат в руках.
Костомаров оказался там, где поваленные деревья перегородили ручей, когда женский крик повторился. Это был вопль. И сразу же раздался медвежий рык. Какой-то шум. Захрустели сучья. Костомаров побежал по склону.
– Ты где?! – кричал он. – Отзовись! Я иду на помощь!
В ответ – медвежий рык.
Костомаров вскарабкался на взгорок. Шум. Сучья хрустят.
Костомаров бросился на звук. Медведица ревела не переставая. Костомаров ее скоро нашел. Зверь забрался уже высоко. Сквозь листву едва угадывалась бурая шерсть.
– Катя! Отзовись! – заорал Костомаров. – Я буду стрелять в медведя! Я боюсь в тебя попасть!
Ни слова в ответ. Затаилась.
– Не бойся меня! – орал Костомаров, боясь, что не успеет. – Ты мне нужна живая! Я ничего плохого тебе не сделаю!
Катя молчала.
Было видно, как пришла в движение медведица. Лезла по стволу. Только не разобрать с земли, вверх лезет или вниз.
Костомаров вскинул автомат, прицелился. Он видел бурое пятно среди листвы. Туда и выстрелил короткой, в три патрона, очередью. Попал. Медведица взревела пуще прежнего, и вдруг повалилась вниз, ломая сучья. Костомаров едва успел отскочить в сторону.
Толстые ветви дерева самортизировали падение, медведица грузно плюхнулась в траву, но тут же вскочила, повела окрест безумным взглядом налитых кровью глаз, увидела Костомарова и бросилась к нему. Он уже был готов. Ствол автомата смотрел прямо на медведицу. Костомаров нажал на спусковой крючок и не отпускал его до тех пор, пока не расстрелял весь рожок. Большая часть пуль угодила в медведицу, и та упала, не преодолев и половины разделяющего их с Костомаровым пути.
– Катя! – крикнул Костомаров. – Ты в порядке? Отзовись!
Молчание в ответ.
Костомаров не собирался останавливаться. Он уже настиг Катю. Она совсем близко. Костомаров закинул автомат за спину и полез на дерево.
* * *
То, что у Кати дело плохо, Никифор понял почти сразу, едва они с Корнышевым углубились в лес. Прошли метров двести и увидели брошенный в кустах автомат. Оружие было без патронов, от автомата просто отсоединили рожок. Так мог поступить тот, кому этот автомат был лишним. Патроны забрал про запас, а оружие, этот лишний груз, оставил. Потому, что у этого человека был еще один автомат. И этот человек – не Катя. Никифор почему-то сразу так для себя решил.
Они с Корнышевым шли по следам быстро. Катя и Костомаров сильно наследили, не собьешься.
Но взятый высокий темп сыграл с Никифором злую шутку. Старлей еще не оправился от ранения, полученного в поселке Красный, и через время заметно стал сдавать. Корнышеву же приходилось иногда останавливаться и ждать, пока спутник его нагонит. Предложил было Никифору разделиться, идти порознь: Корнышев – впереди, Никифор – за ним, как получится. Но Никифор запротестовал – рвался спасать сестру и отставать не хотел.