Гришайло говорил резко, с него окончательно слетел прокурорский лоск.
– Тем не менее продолжу свой короткий рассказ. Взамен того, что милицейская охрана пропустила валдайских пацанов поквитаться с подсудимым, следователь попросил об одной услуге: обеспечить подпись обвиняемого под той самой бумажкой, которую только что так высоко оценил уважаемый товарищ судья.
– А подучили следователя конечно же вы, Виталий Титович? – догадался Транов.
– Именно я, ваш покорный слуга. Зато теперь у нас есть то, что нам нужно. Признание Сироткина... Впрочем, не буду вас сейчас утомлять правовой казуистикой и объяснять, о чем речь.
– И когда вы дадите этой бумаге ход?
– Уже завтра утром. Не сомневайтесь.
В кабинете областного прокурора повисла напряженная тишина. Чего в ней было больше: сладкого удовлетворения от беседы или горького, но все же утешения – никто глубоко не задумался. Утро вечера мудренее.Зал судебного заседания замер, даже не успев переварить заявление обвинителя.
– Вы хотите сказать, что располагаете новыми фактами, усугубляющими вину подсудимого Сироткина? – уточнила судья Зуева, глядя в упор на Гришайло, подскочившего к ее столу.
– Совершенно верно, ваша честь.
– Возражаю, – толком не понимая, против чего и кого предстоит протестовать, почти автоматически отреагировал защитник Бахтин на сенсационное заявление оппонента. И вслед за прокурором бросился к центру сцены. – Вы что, факир? В ходе допроса свидетелей мы не услышали ничего сколько-нибудь серьезного, что можно было бы трактовать как вновь открывшиеся обстоятельства. Тогда откуда они у вас взялись? – Разгоряченный неожиданным поворотом дела Бахтин двинулся на Гришайло.
– Из собственноручного признания подсудимого, – веско, но совершенно спокойно, так как инициатива осталась за ним, возразил обвинитель, даже не сдвинувшись с места. Подчеркнуто галантно он положил два листочка, которые держал в руке, на зеленое сукно председательского стола.
Зуева начала читать.
– Чтобы этот документ ни содержал, его нельзя приобщать к делу, – попытался по инерции протестовать Бахтин, обращаясь больше к присяжным, чем к судье.
– Успокойтесь, Борис Фиратович. Против чего вы, собственно, протестуете? Суд еще не ознакомился с документом, а вы только мешаете. Прошу, вернитесь на свое место.
– И не подумаю, – твердо заявил Бахтин, гордо тряхнув седой головой. – Документ, появившийся в ходе разбирательства непонятно каким путем, не может быть приобщен к делу.
– Дайте ознакомиться народу. Читайте вслух! – потребовал староста присяжных Алмазов.
«Ну и дела», – только и успел подумать Багрянский, сознавая, что произошло что-то неладное. Он сидел в будке киномеханика на сей раз с журналисткой.
– Вы что-нибудь слышали об этом? – Губы Марины почти вплотную приблизились к его уху.
Багрянский отрицательно мотнул головой, на какое-то мгновение сбитый с мыслей ароматом ее духов. Нет, все-таки здесь, на Валдае, дамы так не благоухают. Чем только приходится заниматься?!
Тем временем Зуева закончила читать документ, и лицо ее посерело до цвета давно не крашенных стен Дома культуры. Немного поразмыслив, она вернула бумаги прокурору и, не глядя в сторону Бахтина, тихо сказала:
– Считаю необходимым, чтобы стороны вновь допросили подсудимого Сироткина. Вы первый, Виталий Титович.
Услышав свою фамилию, Дима покорно двинулся для дачи свидетельских показаний.
– Подсудимый Сироткин, это ваша подпись? – Гришайло почти ткнул последней страничкой документа в лицо Сироткина.
– Моя, – после секундного изучения ответил парнишка.
– Вы всегда читаете документ, прежде чем его подписать?
– Всегда. Но я редко подписываю документы.
– Только в материалах дела есть несколько десятков ваших подписей, подсудимый, – укоризненно заметил обвинитель. – Так что не кокетничайте. Вам предъявить ваши подписи?
– Ах, эти? – Скосив глаза, Дима посмотрел на одну из бумаг, которой тряс в это время перед ним Гришайло. – Да, тогда я подписывал много бумаг.
– Отлично. А вот заключение экспертизы, что все подписи здесь идентичны той, что поставлена под этим документом. Прошу суд и защиту ознакомиться с документом.
Секретарь суда сначала показала упомянутую бумагу защитникам, а затем передала его судье.
– Вы обратили внимание, уважаемая Екатерина Степановна, на дату данного заключения? – громко, чтоб было слышно судье и прокурору и конечно же присяжным, спросил Бахтин свою молодую коллегу.
– Извините, не успела, я прочла только сам документ.
– Ну и умница, – с тонким, едва уловимым сарказмом похвалил ее мэтр. – Обращаю ваше внимание, что оно составлено в понедельник, то есть всего лишь три дня назад.
«А я, дура, даже не посмотрела на дату», – поймала себя на этом проколе судья Зуева, готовая уже было вернуть заключение экспертизы обвинителю. Наверняка Бахтин не случайно обратил на это внимание.
Но защитник уже приготовился слушать дальше. Его больше интересовало, что содержится в самом признании Сироткина, с которым прокурор все еще не спешил его ознакомить.
– Позвольте теперь напомнить, подсудимый, суть вашего добровольного признания. А заодно удовлетворим интерес присяжных и зала. – Гришайло намеренно не упомянул Бахтина.
«Ничего, подожду», – сдержал себя адвокат.
– Надо знать Бориса Фиратовича: чтобы он не заметил и проглотил такую горькую пилюлю?! – так же на ухо Багрянский нашептал журналистке.
– А вы что, его знаете?
– Знаю, и преотлично.
– Тогда познакомьте. Только не так, как обещали пригласить на ужин.
– Виноват. Был, видимо, пьян. Прошу прощения, точно, был пьян. Но сейчас давайте послушаем, какой камень оказался у прокурора за пазухой.
В этот момент прокурор задал подсудимому очередной вопрос:
– Вы хорошо помните данное свое заявление?
– Извините, я не успел прочитать. О чем там речь? Я многое подписывал. В голове все перепуталось.
Прокурор ждал своего триумфа. Он ловко повернулся на каблуках и пристально вгляделся в лица присяжных.
– Вы делаете добровольное признание в том, что соблазнили гражданку Уфимцеву, воспользовавшись не только ее малолетним возрастом, но и... очевидной ее невозможностью оценивать свои действия и поступки.
– Она что, дура? – тихо спросила присяжная Заломова своего соседа справа Юрия Стронго.
– У тебя все дуры, – неожиданно обозлился он. – Правда, говорят иногда, что женщины отдаются по глупости. Но не по слабоумию же?!
– Подсудимый кается в том, что соблазнил Настю Уфимцеву, по своему умственному состоянию неспособную понимать, что с ней собирался сделать Сироткин. Впрочем, почему собирался? Совершил! – Обвинитель Гришайло счел нужным окончательно забить гвоздь по шляпку в сознание присяжных.