– Вы что-нибудь поняли? – растерянно спросила Заломова теперь уж Родиона Корниенко в надежде, что хоть он будет вежливее.
– Ты же только что слышала, душечка, глас прокурора, – степенно стал ей втолковывать старый приятель. – Хочешь – верь, а я не верю. Хороша получается семейка. Один насильник, другой бросил жену, а девчонка вообще оказалась слабоумной. Чушь, да и только. О времена, о нравы...
Багрянский из кинобудки видел, как Настя прижалась к Добровольскому, а он, в свою очередь, успокаивающе гладит девушку по руке, мнущей платочек. На ее лице не было ни тени испуга, ни возмущения. Лишь полное непонимание происходящего. Может, прокурор прав? Тогда все просто. С непонятно откуда взявшимся внутренним содроганием Лев тоже никак не мог уловить сути прокурорского удара. Что из этого признания следует?
Зато судья, как и Бахтин, прекрасно поняла, куда целил прокурор. Статья сто тридцать первая УК тем самым обретала подтверждение сразу по всем пунктам. А это в пух и прах развенчивало ореол возвышенной любви валдайских Ромео и Джульетты.
– Как я понимаю, прокурор закончил допрос свидетеля, – подвела собственную черту Зуева. – У защиты будут вопросы к подсудимому?
– Будут! – мрачно сказал Бахтин. – Ваша честь, не мог бы я задать вопрос стороне обвинения?
Гришайло удивленно поднял брови, а его бритая голова мгновенно покрылась испариной. От адвоката, судя по его виду, сейчас можно было ожидать всего что угодно.
– Позвольте полюбопытствовать, почему обвинение предпочло добровольное признание подсудимого элементарной медицинской экспертизе гражданки Уфимцевой?
– У нас тут не столица. Приходится экономить бюджетные средства! – не особо задумываясь, выпалил Гришайло.
– Но обвинение же изыскало средства на почерковедческую экспертизу? – не унимался Бахтин.
– Она в разы дешевле медицинской.
– Считаем мелочь, когда речь идет о судьбе сразу двух молодых людей. Господа, запомните ответ, – обратился он к присяжным.
– Да, дешевле, – повторил прокурор. – И зачем? Когда в деле имеется добровольное признание подсудимого.
Но защитник уже не слушал, он подошел к Сироткину.
– А вы, молодой человек, оказывается, мерзавец. Да еще какой!
Обалдевший от такого обращения Дима уставился на собственного защитника, которому за минувшую неделю уже привык доверять.
– Почему вы так со мной говорите? – в шоке спросил юноша.
– Потому! – жестко отрезал Бахтин. – Вы понимаете, что подписали себе обвинительный приговор?
Для достижения цели ему как раз был необходим шок подсудимого.
– Мне сказали, что это пустая формальность. Ведь то, что они называют соблазнением, мы с Настей называем любовью.
– Это не любовь! – словно он был на процессе обвинителем, а не защитником, возвысил голос Бахтин. – Какая это, к черту, у вас любовь, если вы воспользовались тем, что гражданка Уфимцева в силу своего умственного состояния не понимала, что делает, занимаясь с вами любовью.
– Я понимала. Я не слабоумная, как здесь на меня наговаривают, – тихо, но твердо неожиданно заявила с места Настя.
Защитнику это и было надо.
– Ваша честь, дабы не затягивать процедуру, прошу занести слова пострадавшей в протокол.
– Принимается, – согласилась Зуева. – Продолжайте.
– Ответьте, подсудимый, почему ваше признание оказалось столь запоздалым? – на сей раз миролюбиво спросил Бахтин. – Это во-первых. А во-вторых, я вам строго-настрого наказал ничего без меня не подписывать и ничего не заявлять. Судя же по дате экспертного заключения, события произошли уже в мою бытность в этом храме правосудия. Прошу прощения, в храме культуры и искусств.
– Это было еще до вас, – все еще словно находясь в прострации, едва вымолвил Сироткин.
– Говорите, когда именно? Назовите дату! Обстоятельства! Вас вызвали на допрос? – гвоздил вопросами своего подопечного Бахтин.
Присяжные переглядывались, не понимая, что происходит. Неужели этот великий адвокат настолько потрясен информацией прокурора, что чуть ли не сам облачился в голубой мундир обвинителя?
Для судьи Зуевой, равно как и для обвинителя, это было лишь спектаклем. Оба прекрасно поняли, куда поворачивает Бахтин.
– Когда меня били в камере. Дату не помню, – будто так до конца не решив, надо ли говорить или нет, ответил Сироткин.
При этом Димка невольно посмотрел в ложу присяжных, где еще на днях беззаботно сидел Грязнов, один из тех, кто избивал его тогда в камере. А вдруг его вернули назад?..
– Вы собственноручно писали заявление?
– Я его не писал.
– А кто же вам предложил его подписать?
– Извините, не помню. Может, тот следователь, который спас потом меня от побоев и попросил подписать бумагу. Может, охрана. Мне было в тот момент уже все равно, лишь бы не забили до смерти. Кто бы тогда тянул Настю с нашей Оксанкой?!
Только слепой мог не заметить, как мальчишке больно обо всем этом вспоминать.
– Нечто подобное я и предполагал, – садясь на место, саркастически добавил Бахтин.
– Это ложь. Наглая ложь! – в гневе воскликнул прокурор. – Подсудимый добровольно во всем признался. Вы никогда не опровергнете обвинение!
– Ваша честь! – демонстративно отвернувшись от прокурора, словно принципиально отгораживаясь от подобных методов сбора обвинительной информации, обратился к судье Бахтин. – Даже если я попрошу назначить расследование по факту избиения моего подзащитного Сироткина и принуждению его к даче показаний против самого себя, боюсь, доказать мне ничего не удастся. В этом господин Гришайло целиком и полностью прав. И не надо, Виталий Титович, отвешивать мне якобы благодарные поклоны. Голова закружится. Тем более вы еще не знаете, в какую степь повернет защита.
Все, кто в этот момент успел посмотреть на прокурора, конечно же заметили, как он галантно посылал Бахтину поклон за поклоном.
– Защита, ваша честь, еще раз повторюсь, не будет тратить силы и государственные средства в безусловно провальной попытке опровергнуть выдвинутое обвинение, поставив под сомнение методы работы следствия. Пусть это останется на их совести. Защита требует проведения комплексной психолого-психиатрической экспертизы для определения душевного здоровья потерпевшей. А также соответствия ее психологического развития паспортному возрасту. Если у казны нет средств на гонорары членов комиссии – а я буду настаивать на том, что это будут высокопрофессиональные и высоконравственные люди, – защита возьмет все расходы на себя. Так что только экспертиза...
– Отлично. Если никому не жаль государственной казны, давайте, назначайте. Результат полностью предсказуем, потому что у меня есть выписка из поликлиники, где проходили диспансеризацию школьники. Там черным по белому сказано, что у Уфимцевой наблюдается отсталость в развитии. Плохо соображает на уроках и так далее...