По дороге, сняв сапоги, он на цыпочках вошел в детскую. Ванечка спал без всякого притворства, но его личико до сих пор не разгладилось и даже во сне сохраняло печать недавних страданий.
Было около трех, когда Гайпель спрыгнул на мостовую перед домом Ивана Дмитриевича. Дом спал, лишь ниши подъездов на темном фасаде были освещены синеватым кладбищенским светом. Он отсчитал влево от подъезда второе окно на третьем этаже и пустил в него камешком. Однажды Гайпелю уже доводилось таким способом вызывать хозяина квартиры, так что известно было, куда метить. Само собой, Иван Дмитриевич мог и не обрадоваться, но Гайпель счел своим долгом немедленно сообщить ему о случившемся. Почему-то казалось, что если бы они с Шитковским не вздумали сегодня навестить Петрова, с тем ничего и не приключилось бы.
Бац! Камешек ударился в карниз. Он подобрал другой, прицелился. Опять мимо. Лишь третий градинкой щелкнул по стеклу. Наконец окошко растворилось, показалась женская голова с распущенными на ночь волосами. Сонный русалочий голос тихо спросил:
— Кто тут?
— Господина Путилина по срочному делу, — громовым шепотом ответил Гайпель.
Через минуту-другую стукнула фрамуга в соседнем окне. Он различил между шторами знакомый силуэт.
— Иван Дмитриевич, важная новость. Петрова помните?
— Петрова?
— Ну, таможенник. Той ночью в «Аркадии» был…
— И что с ним? Эй! Чего молчишь?
— Тсс-с! — зашипел Гайпель.
Послышалось узнаваемое звяканье подковок по камням, показался одинокий прохожий. Так и есть, Шитковский. Ну и встреча! Гайпель замахал Ивану Дмитриевичу руками, показывая, чтобы тот спрятался, а сам прижался к стене за водостоком, втянул живот. Он не сомневался, что Шитковский нацелился по тому же адресу, чтобы опередить его, Гайпеля, и приготовился шагнуть навстречу со словами: «Опоздали, я уже зсь!» Будет ему сюрпризец! Но Шитковский, не доходя, почему-то свернул в соседний подъезд. Ошибся? Нет, быть того не может. Все извозчики знают, где живет Путилин, а полицейские агенты тем более.
— Иван Дмитриевич! — отступая на мостовую, позвал Гайпель.
— Кого ты там увидел?
— Спускайтесь ко мне, я вас умоляю…
Спустя четверть часа Иван Дмитриевич стоял на улице, слушал Гайпеля и смотрел туда, где зажглось на фасаде единственное окошко. Шитковский, несомненно, был там. Там, где совсем недавно Иван Дмитриевич пил коньяк с бароном Нейгардтом и тот называл имена людей, имеющих отношение ко всей этой истории: Потемкин, Зильберман, Екатерина Великая. Имени Шитковского среди них не было, Петрова — тоже.
— Грянем туда, Иван Дмитриевич?
— Нет, здесь обождем. Он, должно быть, скоро выйдет.
— Давайте, — предложил Гайпель, — встанем прямо у стены возле подъезда, а как он пойдет, мы его и…
— Что?
— Цап голубчика! Сзади. И сразу вопрос за вопросом, пока не опомнился, вопрос за вопросом.
— Давай встанем, — согласился Иван Дмитриевич. — Там каплет поменьше.
Каллисто отчаялась дождаться возлюбленного и опустила жалюзи на окнах своей спальни. Звезды скрылись в тучах. Дождик припустил, капли делались все крупнее, под ними начали звенеть и ныть жестяные карнизы.
— Красный зонтик бы сюда, — фамильярно подмигнул Гайпель.
Не дождавшись ответа, он кивнул вверх, в ту сторону, где за освещенным окном в тепле и сухости сидел Шитковский.
— Знаете, что он мне говорил? Мне, говорит, лично ничего не надо, у меня одна корысть — Путилину свинью подложить, — вдохновенно кляузничал Гайпель. — Мстительный, говорит, ваш Путилин, как черкес.
— Есть грех.
В подъезде ударили шаги. Подковки на каблуках у Шитковского были новенькие, далеко слыхать. Дверь отворилась, он шагнул на улицу.
Гайпель сзади, как было задумано, положил ему руку на плечо:
— Стой !
Прозвучало хрипло и грозно.
Фонарь к этому времени уже погас, вокруг царила непроглядная тьма. Шитковский решил, видимо, что сейчас будут грабить, и, не оглядываясь, чтобы не терять времени, рванулся вперед. Иван Дмитриевич не успел и рта раскрыть, как Гайпель с неожиданной для него ловкостью заскочил сбоку, поставил беглецу подножку. Тот упал без особого для себя ущерба, но, не понимая, что происходит, и ожидая самого худшего, зажмурился, а затем дико заверещал. В его крике потонул голос Ивана Дмитриевича:
— Да мы это! Я, Путилин… Чего орешь?
От страха Шитковский уже мало что соображал, тем не менее исхитрился лягнуть склонившегося над ним Гайпеля сапогом в живот, быстро пополз на четвереньках, вскочил и снова наладился дать деру, но был схвачен за ногу. Гайпель все больше удивлял Ивана Дмитриевича, никогда не замечавшего за ним такой прыти. Теперь Шитковский основательно стукнулся головой о поребрик тротуара. Он лежал неподвижно, скорчившись на мокрой мостовой. Иван Дмитриевич потрепал его по щекам, потеребил за нос. Никакого результата.
— Ничего, очухается, — злобно сказал Гайпель.
— Вопрос за вопросом! — передразнил его Иван Дмитриевич. — Весь дом перебудили.
Окно в квартире Нейгардтов не погасло, и кое-где по фасаду осветились другие. Захлопали рамы и форточки. Сверху, из-под самой крыши, окликнули:
— Иван Дмитриевич, это вы?
Он узнал голос Зеленского.
— Я, я…
— С вами все в порядке?
Первой этот вопрос должна была бы задать жена, которую он видел в окне собственной спальни, но она молчала.
— Все в порядке, Сергей Богданович. Спите.
— Вы поймали убийцу? Да? — не унимался Зеленский.
— Не-ет!
— Сейчас я к вам спущусь.
— Ради бога, не надо!
Иван Дмитриевич отметил, что барон с баронессой внимательно смотрят на улицу, однако из их окна никаких вопросов не последовало. Зато левее и выше прорезался Гнеточкин.
— Маша, Маша, — призывал он жену, — иди скорее! Это, Машенька, тот самый, которого я вечером видел. В подворотню еще побежал от меня. Во-он лежит…
Зайцевские курочки тоже закудахтали этажом ниже. Под ними Евлампий прижимал к стеклу свой чухонский нос, но Шарлотты Генриховны видно не было.
Прибежал дворник.
— У, ворюга! — сказал он, с профессиональной ненавистью глядя на Шитковского, который по-прежнему лежал как труп.
В партикулярном платье он мог быть принят за кого угодно. Украдкой дворник хотел пнуть его, но передумал под остерегающим взглядом Ивана Дмитриевича.