Студенты сидели вокруг двух больших дубовых библиотечных столов, составленных торцами друг к другу. Отдаленно эта мизансцена напоминала переговоры в конференц-зале. Мистеру Квоту было около шестидесяти. Весь университет знал его как страстного и непреклонного борца не за формальную успеваемость студентов, а за их право (читай: обязанность) получать все знания, прописанные в том или ином курсе. Характером он отличался вспыльчивым и тяжелым, и никто, даже самый твердолобый спортсмен, не рискнул бы пойти с ним на конфликт. Слабым местом мистера Квота был, пожалуй, лишь его внешний вид, а точнее, физическая форма. Голова профессора походила на идеальный шар — благодаря толстым щечкам и заплывшей жиром шее. Сходство усиливалось неправильной формы лысиной и остатками кудрявых волос с проседью, в то время как передняя часть его головы походила на Северное полушарие глобуса — от экватора до полюса. Мистер Квот носил усы и аккуратно подстриженную бородку-эспаньолку. Благодаря избытку жировой ткани тело профессора приобрело еще более несуразные пропорции. На груди у него образовалось даже некоторое подобие бюста, что он вовсе не считал нужным скрывать от окружающих. Его склонность носить облегающие свитера с V-образным вырезом не поддавалась логическому объяснению. Более того, в вырезе всегда виднелся, привлекая взгляды окружающих, треугольник футболки — обычно белой хлопчатобумажной. О том, что на свете существуют такие предметы мужского гардероба, как рубашка, пиджак и галстук, мистер Квот, по-видимому, не подозревал. Однако смех смехом, а спорить и идти с ним на конфликт не могло прийти в голову никому из студентов-спортсменов, и меньше всего — Джоджо. Мистер Квот всегда вел свои занятия, стоя во главе стола, за которым сидели Джоджо, Андре Уокер, Кёртис Джонс и еще двадцать пять настоящих студентов. Вообще-то мистер Квот всегда обращался со своими студентами как с противниками и личными заклятыми врагами — это уже никого не удивляло. Но когда речь заходила о студентах-спортсменах, то по убийственному сарказму, сквозившему в его голосе, можно было сделать вывод: будь его воля, он просто убил бы этих кретинов недрогнувшей рукой. В эту столь неприятную ситуацию трое баскетболистов попали благодаря «маленькой ошибочке», допущенной некоей Соней — блондинкой в худшем смысле этого слова, — работавшей в секторе баскетбола на спортивной кафедре. Она всего-навсего перепутала Квота с Тино Куаттроне, молодым ассистентом профессора с кафедры отечественной истории, который непременно посещал каждый баскетбольный матч, пусть даже ему удавалось достать всего лишь входной билет. В свою очередь, вышеупомянутый Джером Квот, если б ему предоставилась такая возможность, взорвал бы к чертовой матери как Чашу Бастера, так и все остальные спортивные сооружения. Соне было поручено подготовить список преподавателей истории, дружественно настроенных по отношению к студентам-спортсменам. Результатом ее тупости и стало то, что трое членов команды попались в жестокие лапы мистера Квота. О блондинке Соне ребята даже не слишком много говорили: излив на нее заочно поток ругательств, они без долгих дискуссий пришли к единогласному заключению по поводу того, какого, спрашивается, хрена тренер вообще взял эту идиотку на кафедру. Но тут проявлять особую фантазию им не понадобилось. В довершение всех неприятностей спортсмены на первой же лекции профессора-спортоненавистника выяснили, что мистер Джером Квот не только ведет занятия в духе средневекового преподавателя катехизиса, но и отличается весьма странной дикцией — наследие детства и юности, проведенных в нью-йоркском Бруклине.
Мистер Квот, стоя во главе стола, смотрел на лежавшую перед ним кипу бумаги с тезисами лекции с таким видом, будто больше всего на свете он ненавидит свою работу, историю и, в особенности, вот эту самую лекцию, ее план и тезисы. Оторвав ненавидящий взгляд от бумаг, он таким же взором посмотрел куда-то поверх голов студентов и сказал:
— Ну хорошо. — Здесь он сделал паузу, словно давая студентам возможность поразмыслить над тем, что же во всем происходящем он мог найти хорошего. — В прошлый раз, рассмотрев изложенный материал, мы пришли к выводу, что к тысяча семьсот девяностому году социальный эксцентриситет подошел к критически кризисному значению и…
Неожиданно профессор замолчал, не договорив начатой фразы. При этом он с еще большей «добротой» во взгляде посмотрел на дальний конец стола, где сидели Джоджо, Кёртис и Андре.
— Мистер Джонс, — разнесся по помещению голос преподавателя, — не будете ли вы столь любезны сообщить мне, что за предмет находится у вас на голове?
Башку Кёртиса украшала фирменная бейсболка команды «Анахайм Энджелс», козырек которой был лихо заломлен набок. Джонс понял, что «попал», но попытался спасти ситуацию, сведя дело к шутке. Он поднес руку к голове и, словно впервые обнаружив бейсболку, спросил с изумленным видом:
— Вы имеете в виду это?
— Да.
Кёртис продолжал валять дурака с упорством обреченного:
— А, это, проф! Как вы ее усмотрели-то? Скажу по секрету: эта штука называется…
Мистер Квот перебил зарвавшегося спортсмена:
— Мистер Джонс, вы ортодоксальный иудей?
— Кто — я? — Такого вопроса Кёртис явно не ожидал. Словно в поисках поддержки и в то же время понимая, что расхлебывать все придется одному, он посмотрел на приятелей по команде. — Не-а.
— Тогда скажите, мистер Джонс, имеет ли этот головной убор ритуальное значение, связанное с какой-либо другой религией?
— Да нет же. Я ведь вам говорю… — прозвучало все еще «круто» и весело.
— Тогда будьте любезны снять его, — прозвучало холодно и без малейшей доли юмора.
— Да бросьте вы, проф, я вам вот что скажу…
— Немедленно, мистер Джонс. И кстати, с сегодняшнего дня попрошу вас не обращаться ко мне — «проф». Будьте любезны называть меня мистер Квот. А если три слога слишком трудны вам для запоминания и воспроизведения, то можете говорить — «сэр». Итак: «мистер Квот» или «сэр». Надеюсь, я ясно выразился?
Взгляды преподавателя и студента-спортсмена скрестились, как клинки. Джоджо казалось, что он просто физически ощущает, как в голове Кёртиса крутятся, крутятся, крутятся шарики, перетирая одно-единственное элементарное уравнение: какая часть его, Кёртиса Джонса, мужского достоинства поставлена на карту в этом конфликте?
— Я…
— Мистер Джонс, одному из нас придется снять с вас этот головной убор. Или это сделаете вы, или я. Прямо сейчас.
Кёртис дрогнул. Он снял бейсболку, огляделся и покачал головой, словно говоря: «Ладно-ладно, на этот раз я тебя прощаю, но попадись ты мне где-нибудь в другом месте, сучий потрох…»
Пылающий взгляд мистера Квота прошелся по всем студентам.
— Другим преподавателям, может быть, и нет никакого дела до того, в каком виде вы появляетесь на занятиях. Ни судить их, ни говорить от их имени я не считаю себя вправе. Но на моих лекциях и семинарах никто, повторяю, никто не будет появляться в головном уборе, если, конечно, это не предписано ритуалами и обрядами исповедуемой вами религии. Второй раз за сегодняшнее занятие я вынужден обратиться к вам с вопросом: надеюсь, я ясно выразился?