— Господин генерал, но говорят, там за вертолетами охотится снайпер.
— В гробу я видел снайпера, высади меня там.
Штаб батальона располагался на поляне площадью в четыре акра. Там стояли палатки, бронетранспортеры, вертолеты и толпились солдаты. Нас встретил запах свежесрезанной травы. Генерал выпрыгнул из вертолета и пошел к солдатам.
— Простите, господин генерал, но мы не ждали вас здесь, — сказал вспотевший майор.
— Уже убили хоть одного вьетконговца?
— Пока нет, господин генерал. Полагаю, они слишком напуганы. Дальше по дороге случились неприятности, бульдозер сломал мост, а грузовики ехали через деревню и снесли крышу с буддийской пагоды. Из Сайгона приказали отремонтировать этот храм до начала боевых действий — то есть поработать как гражданским строителям, господин генерал. Это задержало нас на час…
— Да-да. Хорошо, господин майор, теперь надо немного расширить территорию вашего лагеря, а потом займемся вьетконговцами. Так?
И он прошел по траве к вертолету.
— Не знаю, что ты думаешь о войне, — сказал он. — А я смотрю на дело именно так и поставил бы сюда любого другого командира, чтобы он все время подгонял ребят, ну и я здесь не ради денег. Я просто убиваю врагов и спасаю жизни наших солдат.
В воздухе генерал изжевал еще две сигареты, и настроение у него все больше портилось. На дороге номер шестнадцать ничего не происходило, и вот-вот мог прилететь на вертолете другой генерал с большими красными нашивками, чтобы проинспектировать разрушенный до нашего прибытия мост.
— Возвращайся назад, — приказал он пилоту.
— Поступило донесение об огне по вертолетам впереди. Около места посадки виден дым от выстрелов. Стрельба усиливается.
— Посмотрим на этот дым.
Из густого тропического леса поднялся белый пушистый шарик и полетел к самолету-разведчику. Дорога номер шестнадцать находилась справа, а рядом с ней виднелось несколько домов с крышами из красной черепицы.
— Стрельба усиливается, сэр.
Из-за горизонта показались два реактивных Ф-105, они разделились; один пролетел над стелющимся дымком и сбросил несколько серебристых, в форме рыб, баллонов. Через четыре секунды тишины на полосе шириной в пятьдесят ярдов и длиной в три четверти мили взметнулось оранжевое пламя. Напалм.
Деревья и кусты загорелись, в небо взлетели клубы черного дыма. Второй самолет отбомбился, и вспыхнула еще одна полоса леса.
— О-о-о-о-о! — закричал генерал. — Отлично! Отлично! Замечательно! Снижайся, посмотрим, кто там внизу остался!
— А откуда вы узнали, что вьетконговские снайперы засели на той полосе, что сожгли самолеты?
— А мы и не знали. Это их предположительная позиция. Поэтому мы и сожгли весь лес.
— А что, если там кто-то проходил, мирные жители?
— Слушай, сынок, ты думаешь, что тут кто-то гуляет и нюхает тропические цветочки? Когда такая каша заварилась? Если там кто-то и был — то только узкоглазые Чарли.
Я показал на рисовое поле в полумиле от нас.
— Большая разница, сынок. Мы знаем, что они ни в чем не виноваты.
Пилот крикнул:
— Господин генерал, там справа два человека бегут к кустам.
— Вижу. Снижайся, черт тебя подери.
Он одним движением выхватил из подвески М-16, вставил обойму, вытянулся справа от дверцы, удерживаемый ремнями сиденья, и дал очередь в направлении кустов.
— Господин генерал, там какая-то дыра, может бункер.
— Дымовые бомбы, по кругу, сбрасывай.
— Но, господин генерал, вы не думаете, что это могут быть испуганные крестьяне?
— Эти? Которые так бегут? Не зли меня. Патроны! Патроны! Где тут, черт возьми, обоймы с патронами?
Его помощник сбросил дымовую бомбу, генерал нашел патроны и повел стрельбу по кустам из бортового пулемета, и пули взметывали землю вокруг них.
Мы делали круги по часовой стрелке, все ниже и ниже, и стреляли. Теплые стреляные гильзы от генеральского карабина ударяли мне в руку.
— ДАВАЙ… ТЫ… СТРЕЛЯЙ… ПРАВЕЕ… ВЫШЕ… В… ЭТУ… ДЫРУ… В… ЗАДНИЦЕ… СТРЕЛЯЙ!
Четвертая очередь попала прямо в небольшое отверстие, окруженное мешками с песком, разрывая их, взметывая песок и дым.
Генерал вдруг расслабленно упал на сиденье, и на лице его заиграла странная, по-женски мягкая улыбка.
— Готово, — сказал он, повернулся ко мне и сжал большой и указательный пальцы так, как это делают, приходя в экстаз, французы. — Тра-та-та-та! — кричал генерал. Он перешел на полуавтоматическую стрельбу, и карабин вырывался у него из рук.
— Пау, пay, пау! — гремели выстрелы. Почему-то все звуки на этой войне имели техасское происхождение.
— Газовую бомбу.
Лейтенант Гиллман подтащил к дверям баллон и по команде пилота сбросил его вниз. Белое облако пара отнесло ветром на добрую сотню ярдов от места взрыва.
— Черт, лейт, плохо получилось.
Лейтенант Гиллман немедленно притащил вторую газовую бомбу, попутно толкнув меня на свое сиденье. Вертолет накренился на пятьдесят градусов, и я, совершенно естественно, запаниковал и судорожно вцепился в чужие ремни безопасности. Вторая бомба взорвалась в нужном месте, рядом с домом, накрыв его паром.
— Там никого живого не осталось, — сказал генерал. — Или они только что улизнули. Ну и ну!
Тут и я увидел бегущего человека: он, подпрыгивая, несся через двор к деревьям, и на нем было что-то вроде черной пижамы. Без шляпы, босиком.
— А теперь бьем вон по тому дереву.
Мы сделали пять кругов. От дерева отламывались ветви, падали листья, от ствола летели щепки и язычки пламени. Теперь Гиллман и генерал стояли плечом к плечу и вели огонь из карабинов. Гиллман предложил и мне пострелять.
— Нет, спасибо, — сказал я.
Потом из-за дерева вышел человек и стал отчаянно махать двумя красными флагами.
— Стоп, стоп, он сдается! — закричал генерал и вскинул ствол карабина, так что пули ушли в небо. — Надо спуститься и забрать его. Теперь смотрите внимательно и стреляйте вокруг. Здесь может быть засада.
Мы плавно сели на поле рядом с деревом, стреляя по ближайшим кустам. Человек двинулся к нам.
— Точно вьетконговец! — триумфально крикнул генерал, одним ловким движением схватил человека за черные волосы и втащил его на борт. Пленник пролетел мимо лейтенанта Гиллмана и упал на сиденье рядом со мной.
Он все еще держал в окровавленных руках красные флаги. Его штаны и рубаха тоже были в крови.
Мы снова поднялись в воздух, где опасность нам почти не угрожала. Нашему пленнику было не больше шестнадцати лет, а его голова, когда он стоял, находилась вровень с надписью «Холлингворт» на груди генерала. Парень был в шоке, ничего не соображал. Его глаза невидяще посмотрели сначала на генерала, потом на лейтенанта, потом на меня. Он походил на небольшого, хрупкого дикого зверька. Мне пришлось поддерживать вьетнамца за плечо, чтобы он не упал. Парнишка всхлипывал. Иногда его левая нога непроизвольно ударялась о борт вертолета. Лейтенант наложил ему на правую руку жгут.