Вейсс протяжно вздохнул и прямо на глазах у Крамера съежился, словно из него выпустили воздух.
— Да, точно. Вы правы. Это не пойдет.
Фицгиббон мельком глянул на Крамера. Но Крамер и бровью не повел. Зачем ему подвергать сомнению мудрость окружного прокурора? Капитан Ахав зациклился на деле Лэмба, а дело пока еще находится в его, Крамера, руках. И у него еще есть надежда попытать счастья против этого вожделенного, неуловимого, для Бронкса почти мифического существа — Великого Белого Арестанта.
* * *
По пятницам школа «Тальяферро» распускает учеников в половине первого. Причина в том, что у многих девочек родители имеют загородные виллы, где проводят уик-энд, и они спешат выбраться из города к двум часам, пока еще на улицах не начались пробки. Так что Джуди, как обычно, собирается на Лонг-Айленд с Кэмпбелл, Бонитой и няней мисс Лайонс в универсале, а Шерман, как обычно, явится на «мерседесе» попозже вечером или назавтра утром, смотря сколько придется задержаться в «Пирс-и-Пирсе», — распорядок, который в последние месяцы оказался как нельзя более удобным: по пятницам он всегда заезжал по пути к Марии.
Сегодня он, сидя в «Пирс-и-Пирсе» у себя за столом, все утро тщетно пытался к ней дозвониться. И на Пятую авеню, и в «конспиративную квартирку». Там не брали трубку. А дома горничная отвечала, что не знает, где сейчас миссис Раскин — ни в каком штате, ни даже в какой стране. С отчаяния он в конце концов оставил свое имя и номер телефона. Но она так и не позвонила.
Избегает его. Тогда, у Бэвердейджей, она назначила ему позвонить вчера. Он и звонил без конца, но никто не ответил. Прервала связь. Но почему, интересно? От страха? Она не из боязливых… А для него все спасение в том, что тогда за рулем сидела она… Но что будет, если она исчезнет? Глупости. Куда она может деться? Да в Италию! Скроется в Италию, и все. О-о-о! С ума сойти! У него от ужаса открылся рот. И стало слышно биение собственного сердца — тк! тк! тк! под грудиной. Шерман скосил глаза вправо от своего компьютера. Нет сил сидеть тут просто так, надо что-то делать. Но что? В том-то и беда, что посоветовать может только один человек — и тот совсем почти незнакомый: Киллиан.
В полдень Шерман все-таки позвонил Киллиану. Секретарша ответила, что он уехал в суд. Через двадцать минут из шумного автомата позвонил Киллиан и назначил встречу в час в главном вестибюле здания Уголовного суда, Сентр-стрит, 100.
Уходя, Шерман сказал Мюриел всего лишь полуложь. Он едет на встречу с адвокатом Томасом Киллианом, и вот его номер телефона. Лживая половина состояла в тоне, каким он все это сообщил, как бы подразумевая, что Томас Киллиан, эсквайр, связан делами с «Пирс-и-Пирсом».
В этот июньский погожий день пройтись от Уолл-стрит к северу до Сентр-стрит, 100 было вообще-то одно удовольствие. За все годы, что Шерман жил в Нью-Йорке и работал в центре, он ни разу не остановил взгляд на здании Уголовного суда, хотя оно — самое большое и величественное из тех, что окружают ратушу. Архитектор Харви У. Корбетт построил его в стиле модерн, или, как теперь говорят, — «ар деко». Потом Корбетта, в свое время такого знаменитого, все забыли, кроме горстки историков архитектуры, забыли и то общественное возбуждение, каким сопровождалось в 1933 году открытие здания Уголовного суда. Впрочем, фасад из камня, бронзы и стекла и теперь производит величественное впечатление. Но внутри, очутившись в просторном нижнем вестибюле, Шерман сразу ощутил какую-то тревогу. Почему, он бы затруднился ответить. На самом деле на него подействовали мелькающие вокруг черные лица, белые кроссовки, дутые куртки, особая негритянская манера ходить — «сутенерская развалочка». Словно очутился на центральном автовокзале «Порт-Оторити». На чужой территории. Под высокими, вокзальными сводами старого вестибюля повсюду толпятся кучками негры, их возбужденные голоса сливаются в тревожный рокот, а вокруг, описывая круги, рыщут белые в дешевых пиджаках или спортивных куртках, точно волки, стерегущие овечье стадо. Еще какие-то черные молодые люди, двигаясь странно, враскачку, по двое, по трое пересекают вестибюль. В стороне, у дальней стены, где полутемно, несколько белых и черных разговаривают по телефонам-автоматам, с другой стороны — лифты, они заглатывают и выплевывают темнокожих людей, группки распадаются, образуются новые, слитный тревожный рокот то усиливается, то стихает, то усиливается, то стихает, и по мраморным полам шлепают подошвы кроссовок.
Высмотреть Киллиана оказалось нетрудно, он стоит возле дверей лифта. Сегодня он вырядился в светлосерый в широкую белую полоску костюм и лиловую мелкоклетчатую рубашку с белым отложным воротничком. Рядом с ним — пожилой невысокий белый мужчина в куртке. Подходя, Шерман услышал, как Киллиан говорит: «Скидку за оплату наличными?! Да вы что, Деннис? Оставьте, ради бога. — Маленький что-то ответил. — Сумма-то небольшая. Я всегда беру одними наличными. Половина моих клиентов вообще не знает, что такое чеки и с чем их едят. И потом ведь налоги! Так, по крайней мере, можно голову себе не морочить. — Тут он заметил Шермана, кивнул и заключил: — Так что вот. К понедельнику гоните монету. А то я не смогу приступить к делу».
Маленький проследил за его взглядом, увидел Шермана, что-то тихо произнес и отошел, покачивая головой.
Киллиан сказал:
— Как поживаете?
— Хорошо.
— Бывали здесь раньше?
— Нет.
— Самое большое судебное здание Нью-Йорка. Видите вон тех двух мужиков? — Он указал на двух белых мужчин в пиджаках и при галстуках, прогуливающихся между группами черных. — Адвокаты. Клиентов ловят.
— Не понял?
— Да очень просто. Высмотрят, подойдут и предлагают: «Эй, адвокат не нужен?»
— Авось, на его счастье, подвернется человек в беде?
— Вот именно. А вон стоит мужик, видите? — Он указал на человека в пестроклетчатой куртке возле лифтов. — Его зовут Мигуэль Эскзльеро, по прозвищу Микки Лифтер. Тоже адвокат. Стоит у лифтов с утра и до обеда, и как проходит кто-нибудь по виду испаноговорящий и понесчастнее, он сразу спрашивает: «necessita usted un abogack»? [8] Если тот ответит, что у него на адвоката денег нет, интересуется: «Сколько у тебя в кармане?» Полсотни долларов наберешь — и пожалуйста тебе адвокат.
— Что же он делает за полсотни? — поинтересовался Шерман.
— Доводит только до прений сторон. Если надо выступать на процессе, то уже не берется. И слышать не хочет. Узкий специалист. Ну, так как ваши дела?
Шерман рассказал о своих неудачных попытках связаться с Марией.
— Чует мое сердце, что она обзавелась адвокатом, — говорит Киллиан.
А сам, прикрыв глаза, крутит шеей, как боксер перед началом поединка. Шерман находит это невежливым, но проглатывает.
— И адвокат не велит ей разговаривать со мной?
— Я бы первым делом ей это посоветовал, будь она моя клиентка. Не обращайте внимания. Это я вчера делал мостик с нагрузкой. Похоже, повредил малость шею.