Сердце болело, как открытая рана. А когда она забралась в постель, чтобы попытаться найти облегчение во сне, оно разболелось еще больше. И каждый раз, закрывая глаза, она видела Коннора, улыбавшегося этой проклятой записке, и вспоминала, как он дал ей уйти, и душа ее кровоточила с новой силой.
Аделаида постаралась умерить обиду рассуждениями, усмирить ее здравым смыслом, говоря себе, что ее гнев и разочарование неразумны. Они с Коннором поженились по расчету. Он никогда не обещал ставить ее на первое место. Никогда не обещал ее любить.
Глупо было с ее стороны надеяться или ждать большего, чем ей полагалось: его имени и пятнадцати тысяч фунтов в год.
Комок в ее горле взорвался рыданием.
Глупо или нет, но она ничего так отчаянно не хотела, ни на что так отчаянно не надеялась, как услышать, что Коннор отвечает на ее любовь. И никогда не была она ничем так глубоко ранена, как его холодным отвержением.
«Тогда позволь мне это...»
О Боже! Это было больше, чем сердечная мука... Это было унижение — знать, что она вовсе не то, чего Коннор хотел... И страх, что он никогда не найдет того, что ему нужно для успокоения. Что, если мщение принесет ему лишь пустую победу? А если сэр Роберт вообще от него ускользнет?
Аделаида вытерла рукавом мокрые щеки и задумалась, как сможет вынести это... наблюдать страдания Коннора и знать, что ничем не может ему помочь, что ничего из того, что она ему предложит, не принесет ему ни крупицы счастья.
Слезы вновь навернулись на глаза, но она сдержала их, шмыгнув носом, потому что за спиной скрипнула дверь. Полагая, что это служанка пришла подбросить дров в огонь, она подняла руку, чтобы ее остановить.
— Я хочу побыть одна. Пожалуйста.
— Знаю, — прозвучал над ней тихий голос Коннора. — Мне очень жаль... Посмотри на меня, Аделаида.
Она тряхнула головой. Ее била дрожь, глаза распухли и болели. Ей требовалось время, чтобы прийти в себя.
— Тебе лучше уйти.
— Знаю, — нежно произнес он.
Она услышала тихий звук его шагов по ковру.
— Коннор, пожалуйста...
— Я принес тебе кое-что.
Он стоял сзади и мог дотронуться до нее, но она никогда не чувствовала себя такой от него далекой.
— Ничего я не хочу. Не нужно мне никаких подарков.
— Этот для нас обоих.
В руке он держал толстую пачку бумаг. Сверху виднелась испачканная карта, начерченная синими чернилами.
Аделаида растерянно уставилась на нее.
— Я не понимаю... Тебе нужна моя помощь?
Он медленно обошел кресло и издал низкий горловой стон. Присел перед ней на корточки и нежно стер пальцами мокрые следы слез на щеке. Его зеленые глаза скользнули по ее лицу, словно запоминая каждую деталь.
— Я тебя не заслуживаю.
Аделаида чуть свела брови.
— Это неправда. Я никогда... — Она осеклась, когда он решительно поднялся на ноги с бумагами в руках и направился к камину. Его намерение было ясно как день. — Подожди! Что ты делаешь?
Он бросил на нее недоверчивый взгляд через плечо.
— Разве не ясно?
Дрожа, она поднялась с кресла.
— Ты не можешь. Это для тебя все.
— Нет. Не все.
Он поднял руку с бумагами.
— Остановись! Нет! — Она замотала головой. — Я этого не хочу. Ты пожалеешь. Ты передумаешь...
— Единственное, о чем я пожалею... что ждал слишком долго.
— Подожди!
Он со вздохом уронил руку.
— Ты не облегчаешь мне это, милая.
— Знаю. Мне жаль. Но если ты это сделаешь...
У него не останется ничего для мщения, подумала она, даже частицы того, что ему уже удалось раздобыть. Аделаида облизнула вдруг пересохшие губы. Она никогда не думала, что дело дойдет до этого.
— Я должна была сказать тебе раньше, но боялась, что ты... — Ее пальцы вцепились в складки юбки. — Ты не отомстил сэру Роберту, женившись на мне. Он никогда меня не хотел. Никогда не был в меня влюблен. Причины, по которым он за мной ухаживал, не слишком отличались от твоих.
Коннор долго смотрел на нее непроницаемым взглядом.
— Да. Так и было, — наконец проговорил он и швырнул бумаги в огонь.
Аделаида растерянно смотрела на него, на то, как обугливаются края бумаг в камине, и надежда начала расцветать в ее сердце.
— Ты знал?
Коннор отвернулся от камина.
— Знал.
— И все же ты...
— Я хотел тебя, — мягко произнес он. — Это никогда не было ложью.
Надежда развернула свои лепестки, к ней присоединилось сияющее тепло удовольствия, прогнавшее ее дрожь.
— Ты отказался от мщения? — еле слышно прошептала Аделаида. — Просто так?
Какая-то часть Коннора хотела сказать: да, просто так. Это заставило бы Аделаиду улыбнуться. Откликнулось на свет надежды, загоревшийся в ее глазах. Но это было бы ложью.
— Это не все, — неохотно произнес он. — Сэр Роберт вложил значительные деньги в предприятие, которое должно разориться. Если он еще не успел узнать об этом, то скоро узнает.
— Это придумал ты?
— Да. И это я не могу повернуть вспять. Не смог бы, даже если б захотел. Я не оставлю ему средств, чтобы он продолжал оставаться угрозой.
Аделаида сильно выдохнула и, к его глубокому удивлению, улыбнулась с явным облегчением:
— О, слава Богу.
— Ты одобряешь?
— Да, конечно. Я никогда не хотела, чтобы сэр Роберт остался безнаказанным. Я только хотела...
— Чтобы я с этим покончил, — договорил он за нее.
— Да.
— Я с этим покончил!
Такое обещание было очень легко дать. Обернувшись к камину, Коннор уставился на пламя и смотрел, как годы усилий превращаются в пепел. Он ждал чувства сожаления, но оно не пришло.
— Два из них — это свидетельства о собственности на сахарные плантации, которые не существуют. Некоторые — фальшивые письма. Послания от сэра Роберта мифическому джентльмену по фамилии Паркс. В них барон расписывал свою неприязнь к некоторому числу видных членов общества и сообщал о своих будущих планах в отношении их жен и дочерей. Грегори и Майкл должны были сегодня отправить их в руки эдинбургской элиты. Там были еще кое-какие бумаги... — Коннор умолк и покачал головой. — Я планировал полное его уничтожение. Финансовое и светское.
— Но ты больше этого не хочешь, — мягко сказала Аделаида.
Коннор повернулся к ней с улыбкой сожаления.
— О нет, хочу.