Уигрэм сбросил пальто и положил на койку, затем, чтобы не повредить складку, чуть подтянул на коленях брюки в тонкую полоску. Сел на матрас, для верности попрыгал. Светлые волосы, брови, ресницы, растительность на ухоженных белых кистях рук… Джерихо было не по себе от страха и отвращения.
Уигрэм похлопал по лежавшему рядом одеялу.
— Давайте поговорим. — Казалось, его ни капли не смущало, что Джерихо остался стоять в дверях. Удовлетворенно сложил руки на коленях. — Хорошо, — сказал он, — тогда, пожалуй, начнем. Клэр Ромилли. Двадцати лет. Канцелярская служащая. Официально пропала… — Он посмотрел на часы. — … двенадцать часов назад. Не явилась на работу в утреннюю смену. В действительности, когда начинаешь проверять, ее не видели с полуночи в пятницу — подумать только, почти двое суток, — когда она ушла из Парка после смены. Одна. Девушка, которая живет с ней вместе, клянется, что не видела ее с четверга. Отец говорит, что последний раз они виделись перед Рождеством. Никто больше: девушки, с которыми она работает, родственники, прочие — никто, похоже, не имеет ни малейшего понятия. Испарилась. — Уигрэм щелкнул пальцами. — Вот так. — Впервые он не улыбнулся. — Полагаю, ваша хорошая приятельница?
— Мы не виделись с начала февраля. Не из-за этого ли на улице дежурит полиция?
— Но вы хорошие друзья? До того хорошие, что вы попытались с ней встретиться? По словам милой крошки мисс Уоллес, прошлой ночью вы приезжали к ним домой. Торопились. Расспрашивали. Потом сегодня утром в третьем бараке — и снова вопросы, вопросы. Звонок ее отцу… ах, да, — пояснил он, заметив удивление Джерихо, — он сразу сообщил нам о вашем звонке. Вы никогда не видели Эда Ромилли? Славный малый. Говорят, так полностью и не реализовал своих возможностей. Здорово сдал после смерти жены. Скажите, мистер Джерихо, почему такой интерес?
— Меня здесь месяц не было. Не видел ее.
— Но наверняка у вас были куда более важные заботы, особенно в данный момент, чем желание возобновить знакомство?
Последние слова потонули в грохоте экспресса. Секунд пятнадцать комната ходила ходуном, ровно столько же на лице гостя держалась улыбка. Когда шум затих, он спросил:
— Удивились, что вас вернули из Кембриджа?
— Да. Пожалуй, удивился. Послушайте, мистер Уигрэм, кто вы, собственно, такой?
— Удивились, когда узнали, зачем вы снова нужны здесь?
— Не удивился, нет, — ответил Джерихо, подыскивая нужное слово, — поразился.
— Поразились. А вы говорили когда-нибудь с девушкой о своей работе?
— Конечно, нет.
— Конечно, нет. А не показалось ли вам странным — вероятно, больше чем совпадением, может, даже зловещим, — что в один прекрасный день немцы лишают нас доступа к информации, а через два дня исчезает любимая девушка ведущего шифроаналитика восьмого барака? И фактически в этот же день он возвращается обратно?
Джерихо непроизвольно бросил взгляд на гравюру на каминной полке.
— Я же вам сказал, что никогда не говорил с Клэр о работе. Что не видел ее месяц. И она не была моей возлюбленной.
— Нет? Тогда кто же она вам?
Тогда кто же она мне? Хороший вопрос.
— Я просто хотел ее видеть, — запинаясь, ответил он. — Не мог найти. Беспокоился.
— Есть ее фотография? Какая посвежее.
— Нет. У меня действительно нет ни одной ее карточки.
— В самом деле? Еще одна забавная вещь. Такая милашка и… Но можно все-таки найти карточку? Придется взять из личного дела.
— Для чего?
— Вы умеете стрелять, мистер Джерихо?
— Не смог попасть в утку в тире на ярмарке.
— Как и следовало ожидать, хотя внешность порой обманчива. Только вот в пятницу ночью на складе оружия охраны Блетчли-Парка произошла маленькая кража со взломом. Пропали две единицы хранения. Револьвер «Смит и Вессон» 38-го калибра, изготовленный в Спрингфилде, штат Массачусетс, и поставленный военным министерством в прошлом году. И коробка с тридцатью шестью боеприпасами.
Джерихо промолчал. Уигрэм некоторое время смотрел на него, как бы принимая решение.
— Думаю, вам не помешает знать. Вполне заслуживаете доверия. Присаживайтесь, — похлопал он по одеялу. — Не могу же я, черт побери, кричать о самом большом секрете Британской империи через всю эту долбаную спальню. Садитесь же. Не укушу.
Джерихо неохотно сел. Уигрэм наклонился вперед. Борт пиджака слегка оттопырился, на мгновение обнажив на белой ткани сорочки кожаный ремень и вороненую сталь пистолета.
— Хотите знать, кто я такой? — едва слышно произнес Уигрэм. — Скажу. Я тот, кому начальство поручило выяснить, что к чему в этой вашей дыре. — Он говорил так тихо, что Джерихо был вынужден придвинуться совсем близко. — Понимаете, звонят колокола. Звонят страшно тревожно. Пять дней назад в шестом бараке расшифровали депешу германской армии с Ближнего Востока. Генерала Роммеля преследуют неудачи. Похоже, он считает, будто единственная причина этих неудач в том, что так или иначе мы каким-то чудом всегда появляемся там, где он собирается начать наступление. Африканский корпус вдруг требует проверить секретность шифропередач. Вот так. Динь-дон. А через двенадцать часов адмирал Дениц, по причинам пока неизвестным, неожиданно принимает решение ужесточить порядок пользования Энигмой, изменив метеокод подводного флота. Снова динь-дон. Теперь люфтваффе. Недавно четыре германских торговых судна с грузом для вышеупомянутого Роммеля подверглись неожиданному нападению королевских ВВС и затонули на полпути к Тунису. Сегодня утром мы узнаем, что ни больше ни меньше как сам германский главнокомандующий средиземноморским театром военных действий, фельдмаршал Кессельринг настоятельно хочет знать, не читает ли противник его шифры. — Уигрэм потрепал Джерихо по коленке. — Тревожный перезвон, мистер Джерихо. Громче, чем звон колоколов Вестминстерского аббатства в День коронации. И в самый разгар всего этого исчезает ваша приятельница, одновременно с новенькой пушкой и коробкой патронов.
* * *
— Так с кем мы имеем дело? — произнес Уигрэм, доставая небольшую записную книжку в черном кожаном переплете и золотой вывинчивающийся карандаш. — Клэр Александра Ромилли. Место и время рождения: Лондон, двадцать первое декабря двадцать второго года. Отец: Эдвард Артур Макулей Ромилли, дипломат. Мать: достопочтенная Александра Ромилли, урожденная Харви, погибла в автомобильной катастрофе в Шотландии в августе двадцать девятого. Девочка получила частное образование за границей. Места службы отца: Бухарест, с двадцать восьмого по тридцать первый; Берлин, с тридцать первого по тридцать четвертый; Вашингтон, с тридцать четвертого по тридцать восьмой. Год в Афинах, затем возвращается в Лондон. Девочка к тому времени в каком-то модном пансионе в Женеве. Приезжает в Лондон в начале войны, когда ей семнадцать. Основное занятие следующие три года, насколько можно судить: веселое времяпрепровождение. — Лизнув палец, Уигрэм перелистнул страницу. — Какое-то добровольное занятие в гражданской обороне. Не слишком обременительное. Июль сорок первого: переводчица в Министерстве экономической войны. Август сорок второго: подает заявление о приеме на канцелярскую работу в Форин Оффис. Хорошее знание языков. Рекомендуется на работу в Блетчли-Парке. Прилагается письмо отца, обычное пустословие. 10 сентября собеседование. Зачислена, допущена к секретной работе, приступила к обязанностям на следующей неделе. — Уигрэм поиграл страницами. — Вот и все. Не слишком строгий порядок отбора, верно? Но ведь она происходит из ужасно порядочной семьи. Папа работает в главной конторе. Идет война. Хотели бы что-нибудь добавить к приведенным данным?