Пока Анна мыла руки, Нина Дмитриевна, борясь с внезапно напавшим волнением, хозяйничала на кухне. А когда на столе уже покоились чашки с чаем, не выдержала и спросила:
– Ну, говори, о какой беде ты упоминала?
Анна Дмитриевна собиралась с духом около минуты. Наконец, выдохнув, она огорошила сестру новостью:
– Нин, я беременна. Четвертый месяц пошел.
– Тьфу ты! – Нина Дмитриевна зло посмотрела на сестру. – Я-то думала, действительно беда какая стряслась. Ань, у тебя совесть есть, нельзя же так людей пугать.
– Я беременна, – повторила Анна Дмитриевна.
– Слышала уже. Поздравляю! А где беду увидела? Дуреха, радоваться надо.
– Может, скажешь, чему именно? Нин, я не могу рожать. Не могу!
– Ой, кому ты заливаешь? Ты и не можешь рожать. Смешно! Да ты еще с десяток детдомовских ребятишек усыновить в состоянии. И все будут одеты-обуты, напоены-накормлены. Уж с вашими доходами грех на судьбу жаловаться.
– При чем здесь доходы, не в деньгах суть, – разозлилась Фурманова.
– А в чем?
– Не от Павла я забеременела, Нинка. Не от мужа, понимаешь теперь всю абсурдность ситуации?
– Хочешь сказать...
– Да! – взвизгнула Анна Дмитриевна. – У меня есть любовник.
– Ты изменяешь Пашке?
– Нин, по-моему, я ясно выражаюсь, не задавай глупых вопросов. И только ради бога не читай мне нотаций. В конце концов, я не старая женщина и имею право на любовника.
– Но ведь Паша...
– Что Паша? Паша – это Паша, а я – это я. Ума не приложу, как так вышло? Мы с Костиком всегда предохранялись, а тут...
– Значит, не всегда, – съязвила Нина.
Не заметив в словах сестры иронии, Анна Дмитриевна продолжала сокрушаться:
– Мне бы сразу тревогу забить, да я сглупила. На календарь глянула, думаю, что такое? И ты знаешь, вроде мыслишка шальная в голову закралась, а я, идиотка, отогнала ее. Цикл у меня давно нарушен, вот все на это и списала. А неделю назад меня тошнить по утрам начало – как с постели встану, так сразу в туалет несусь.
– Ой, Анька!
– Вот тебе и Анька. К врачу пошла, анализы сдала, а мне говорят: поздравляем, мамочкой скоро станете. Не помню, как из поликлиники выползла, руки трясутся, ноги не слушаются. А сегодня на работе усидеть не могла, такси взяла и сразу к тебе рванула. Нинок, надо что-то делать.
Нина Дмитриевна погладила сестру по руке.
– Ань, сперва успокойся, беременность – это не смертельно, не ты первая, не ты последняя. Подумаешь, ребеночек у нее будет, делов-то. Бросай своего Костика и поспеши обрадовать Павла. Он до потолка прыгать начнет, когда новость узнает. Ань, ну ты чего как маленькая? Сколько баб залетает от любовников, а детей потом законные мужья воспитывают.
Уронив голову на стол, Анна Дмитриевна разрыдалась.
– Эй, Анют, что за дела?
– Нинка, ты всей правды не знаешь.
– Господи, неужели еще не все?
– Нинка, я пропала.
– Выкладывай начистоту, не юли.
Уняв рыдания, Анна Дмитриевна тихо молвила:
– Мы с Павлом уже полтора года спим в разных спальнях.
– По причине?
– По причине его полной недееспособности! Поняла, на что намекаю? Павел не проявляет ко мне интерес, он импотент.
Теперь запаниковала и Нина.
– Вот это уже серьезно.
– А я тебе о чем толкую. Павлу о беременности говорить нельзя, от аборта меня врач отговорил, не советует беременность прерывать, да я и сама боюсь до дрожи в коленях.
– Тогда придется рожать.
– Это понятно, а ребенка потом куда? В дом малютки?
– Раньше надо было думать, – обозлилась Нина.
– Через месяц-другой живот расти начнет, что мне Павлу говорить?
– Скрывай живот под свободными одеждами. Сама сказала, вместе не спите, следовательно, голой он тебя не видит. Изловчись, продержись до родов.
– А после?
– Ань, мне нужно время, я так сразу сообразить не смогу. Ты езжай сейчас домой, а на днях созвонимся.
Анна Дмитриевна уехала, а Нина Дмитриевна начала эксплуатировать серое вещество.
Через три недели она позвала сестру для важного разговора.
– Как дела? – спросила Нина, когда Фурманова примчалась на зов.
– Как сажа бела. Вся на нервах.
– Любовника бросила?
– Он сам сбежал, как только о беременности узнал.
– Тетеха! Зачем ты ему проговорилась? Чем меньше людей знают о твоем положении, тем лучше, в первую очередь для тебя самой.
– Кончай на мозги капать, зачем позвала?
– Сядь, сейчас расскажу. В принципе твоя проблема вполне решаема, и при удачном стечении обстоятельств ты выйдешь сухой из воды.
– А поконкретней?
– Мои соседи Ивановы давно мечтают о ребеночке, обоим слегка за сорок, и, судя по всему, своих детей у них уже не будет. Короче, я разведала обстановку, переговорила с Любой и Валерием – они согласны.
– Согласны на что?
– Взять на воспитание твоего ребенка. Месяца через три ты переедешь ко мне, дома скажешь, что я захворала и нуждаюсь в помощи, на работе возьми отпуск, потом справку сваргань. Анют, не мне тебя учить, у тебя есть связи, заплати, и справка в кармане.
– Дальше.
– Родишь в нашей местной больнице, Ивановы, с кем надо, договорятся, обиженных не будет. Из больницы отправишься домой, а Любка с младенцем через пару деньков выпишутся. Все чин чином.
– Надо подумать.
– О чем думать, Аня? Ты не в том положении, чтобы долго раздумывать. Или, может, у тебя есть альтернатива?
– Альтернативы нет.
– Вот видишь. А так и дите родителей любящих обретет, и ты успокоишься. Куда лучше, чем если новорожденного в дом малютки отдадут, а затем в детский дом оформят. В этих домах, сама знаешь, у детей жизнь не сахар.
И Анна Дмитриевна дала добро. Она познакомилась с Ивановыми – супруги произвели на нее впечатление, и на сердце немного полегчало.
На седьмом месяце Анна Дмитриевна перебралась к сестре. Целыми днями Фурманова сидела в саду, дышала свежим воздухом и молила Бога, чтобы эта эпопея с рождением нежеланного ребенка быстрее закончилась.
А потом Нина Дмитриевна начала замечать, что Аня перестала спать ночами. Сядет у окна и таращится в темноту. На все вопросы сестры Фурманова отвечала:
– Я думаю.
– О чем?
– Правильно ли поступлю, отдав ребенка Любе?