— Все участники событий сошлись там, где было нужно, — после чего поинтересовался, не было ли в пещере еще одного человека — полуголого старца диковатой наружности.
Я охотно подтвердила, что да, такой человек был, активно помогал нам в ночной битве, но отказался идти в монастырь.
— После одного неприятного случая уважаемый Куйсин не любит появляться на публике, — заметил Чжу Цзы.
Я вспомнила, как выглядит уважаемый Куйсин, и согласилась, что у него есть веские основания избегать публичности.
Автобус обогнул очередной холм, и перед нами открылось сказочное зрелище: слева в лучах восходящего солнца яркими красками переливались ворота монастыря, а справа уходила вверх бесконечная лестница, ведшая к подножию огромного бронзового изваяния Будды.
Монастырь оказался совсем не таким, каким я себе его представляла. Не было здесь ни высоких стен, ни рва, наполненного водой. Ворота — да, ворота были, а стен не было. В этом заключается, на мой взгляд, восточная мудрость: ты пришел сюда и проходишь через ворота, за которыми символически оставляешь свое прошлое. Но если ты захочешь уйти, никто не будет тебя удерживать, потому что это твой выбор. Стены не могут служить преградой для того, кто хочет уйти, поэтому монахи не тратят время и стройматериалы на их возведение.
Я забыла упомянуть, что в автобусе, кроме нас, никого не было. Чжу Цзы объяснил, что самый первый рейс рассчитан на паломников, поэтому от пристани автобус идет без остановок, практически пустой. А вот обратно он увозит многочисленных посетителей монастыря, прибывших накануне и оставшихся до утренних молитв.
Водитель остановился, открыл нам заднюю дверь, убедился, что мы покинули салон, после чего с облегчением вновь закрыл дверь.
Здесь, в горах, было прохладно, воздух свеж и неподвижен. В таких местах время замедляет свой бег, а иногда даже останавливается, чтобы немного отдохнуть.
— Пошли, — Чжу Цзы кивнул в сторону ворот.
Жаль, что посмотреть на нас было некому, — на центральной площади монастыря не наблюдалось ни одной живой души. Откуда-то издалека доносился глухой бой барабанов, скорее всего, паломники и монахи были на службе. А посмотреть было на что. Впереди шел Чжу Цзы и торговец Лю, причем за спиной у торговца висел самый настоящий меч. В любой другой стране мира человек с мечом несомненно привлек бык себе внимание полиции. В любой другой стране полиция наверняка сначала проверила бы документы у такого человека, а потом, установив его личность, обязательно поинтересовалась, зачем этот человек носит с собой меч, в целях ли самозащиты, или у него имеются некие иные намерения. Единственному среди нас представителю власти такая мысль, похоже, в голову не приходила. Напротив, он шел аккурат за торговцем Лю и с восхищением взирал (не смотрел, а именно взирал) на его спину, не забывая при этом крепко держать за руку «Рибока». Замыкали шествие мы с Сань Ва.
Главным украшением центральной площади монастыря служил огромный медный чайник, рядом с которым был врыт столб с указателями. Стрелка налево, указывающая на длинное одноэтажное здание, сообщала посетителям, что там находится трапезная. Остальные стрелки указывали на различные храмы.
Чжу Цзы уверенно направился к красивому зданию, крыша которого была обильно украшена драконами. Думаю, это был молельный дом: именно оттуда доносился барабанный бой, к тому же у подножия лестницы красовались три статуи местных божеств. Та, что стояла посередине, сильно напоминала уважаемого Куйсина.
Я ожидала, что Чжу Цзы сейчас возденет руки к небу и начнет молиться, но вместо этого он достал мобильный телефон и кому-то позвонил. Разговор занял не более двух минут, после чего Чжу Цзы сообщил, что настоятель ждет нас в своем офисе. А мне всегда казалось, что жилище настоятелей называется как-то иначе. Да и сами настоятели большую часть своего времени проводят в тренировках, изучая и совершенствуя стили пьяных мастеров, танцующих богомолов и так далее.
Здешний настоятель оказался худощавым мужчиной неопределенного возраста, на нем была серая хламида, подпоясанная веревкой. Таких настоятелей можно увидеть в любом третьеразрядном китайском боевике, где главная задача героев — показать неискушенному зрителю свое умение махать ногами. Кроме него в комнате находилось еще трое бритоголовых мужчин, также одетых в серую монашескую униформу.
Настоятель поклонился и торжественно произнес длинную фразу по-китайски. На лицах всех присутствующих появилось радостно-восторженное выражение. Я, к сожалению, не могла разделить всеобщее веселье, так как пока не очень понимала, чему они, собственно, радуются. Торговец Лю поклонился в ответ и разразился не менее длинной тирадой, в конце которой «Рибока» подхватили под белы руки и куда-то увели.
Настоятель перешел на английский. На этот раз его речь была раза в три длиннее, и говорил он в основном о «храброй и умной женщине, которая сумела преодолеть все опасности, обмануть врагов и выполнить задачу, оказавшуюся не по силам великим героям». При этом он почему-то все время смотрел в мою сторону. Не сразу до меня дошло, что речь идет обо мне. Да и кто бы догадался, потому как, согласно речи настоятеля, двенадцать подвигов Геракла бледнели перед моими деяниями. Тем временем господин настоятель закончил свою речь жизнеутверждающей фразой: «Яви же нам драгоценность, которая давно должна принадлежать монастырю». Я замялась. Больше всего на свете я сейчас хотела избавиться от проклятого камня, но, увы, пока не могла. Еще находясь в пещере, я, просто на всякий случай, вновь проглотила его. Говорить при всех, что великая драгоценность была осквернена путешествием по моему пищеварительному тракту, причем не единожды, не хотелось.
На помощь, как это уже неоднократно бывало раньше, пришел Сань Ва. Он деликатно кашлянул и попросил разрешения поговорить с настоятелем наедине. Тот если и был удивлен, то виду не подал, держался молодцом, хотя запланированного эффектного появления бриллианта не получилось.
Торговец Лю вежливо улыбнулся и молча вышел, инспектор Пень (или все-таки Пэнь?) выходить не хотел, но пришлось подчиниться. Судя по лицу оставшегося в комнате монаха, неподчинение было чревато всякого рода неприятностями. Последним вышел Сань Ва. Мы остались одни.
Настоятель выжидающе смотрел на меня, а я не знала, с чего начать. Наконец я собралась с духом и пробормотала:
— Вы знаете, я так боялась, что они отберут у меня камень… Я не знала, куда его спрятать, чтобы получше… Ну, вы понимаете, чтобы не нашли. Я… я его… проглотила.
Реакция настоятеля оказалась неожиданной — он не возмутился, не рассердился, а рассмеялся:
— Вы молодец. Вряд ли кто смог бы догадаться, где спрятан камень. А даже если бы и догадался, то была охота искать его… — Его глаза еще смеялись, но вопрос прозвучал вполне серьезно: — Когда мы сможем его увидеть?
Я успокоилась, прислушалась к сигналам, подаваемым моим организмом, и горячо заверила настоятеля, что к вечеру, крайний срок — с утра, камень будет в полном его распоряжении.