— Ну что ты, гость уважаемый! Обязательно все сделаю, как надо, ты же меня знаешь! Я тебя хоть раз подводил? Так не обижай старого человека!
— А ты и не обижайся. Это я тебе так сообщил, на всякий случай, для информации, — бросил Банда, засовывая пистолет за пояс и, снова согнувшись в три погибели, выбрался на улицу. — Не забудь и не перепутай — ровно в четыре я буду здесь. Откроешь…
* * *
Вечером того же дня после очень сытного и веселого ужина в чайхане Турсунова Бондарович выруливал на трассу, ведущую в Карши.
Старик не подвел — доверенность действительно получилась отличная. Покойный Ахмет перевернулся бы в гробу, если бы знал, что спустя день после смерти он с радостью поручил своему убийце распоряжаться своим же автомобилем, даже с правом передоверия и продажи.
Бензобак «мицубиси» теперь был полон, и в багажнике тяжело и сытно плескались пять стандартных канистр, заполненных отличным высокооктановым «девяносто пятым» бензином, судя по приятному, чуть приторно-сладкому запаху — финским.
Банда даже не представлял себе, откуда в этой глуши могло взяться такое великолепное топливо — он мечтал получить хотя бы неразбавленный «семьдесят шестой».
На заднем сиденье в огромных свертках лежала провизия, заготовленная щедрой рукой чайханщика, честно заработавшего дополнительных сто долларов «к пенсии». Старик зачем-то сунул Банде несколько бутылок водки «Смирнофф» с синей этикеткой — пятидесятиградусной.
Парень смело вел теперь уже свою машину, не остерегаясь ни милиции, ни таджикской мафии, и «мицубиси» жадно и страстно поедала километр за километром, все дальше увозя своего нового хозяина от кошмара прожитых дней и все ближе подвигая его вперед, навстречу совершенно неизвестному и непредсказуемому будущему.
Он снова включил магнитолу, в который раз слушая одну и ту же кассету.
Наше будущее — туман,
В нашем прошлом — то ад, то рай…
«Ну что ж! — улыбнулся Бондарович. — Будущее, несомненно, в тумане, но хуже, чем то, что хлебнул я здесь, вряд ли где еще увижу!»
Начинается новый день,
И машины — туда-сюда,
Раз уже солнцу вставать не лень,
И для нас, значит, — ерунда.
«Даст Бог, так и будет!»
До Бухары оставалось километров триста По пустынной равнинной дороге «паджеро» с легкостью съедал такое расстояние часа за два…
Шестой день пути клонился к вечеру.
Уже четыре тысячи шестьсот километров накрутил счетчик спидометра «паджеро» с тех пор, как Бондарович выехал из Дехканабада.
Как ни старался Сашка выжимать из довольно скоростного джипа весь максимум, на который тот был способен, средняя скорость в пути так и не превысила семидесяти километров в час. Да и то сказать — как можно было стать быстрее, когда никудышные узбекские дороги сменялись чуть ли не тропками каракалпакской степи, а те в свою очередь — нерегруженными сверх всякой меры шоссе Краснодарского края.
Как ни пытался парень полностью использовать две возможности своего довольно комфортабельного «коня», бесконечно меняя регулировку сиденья и руля, усталость смертельной тяжестью сдавливала плечи, спину, руки, оковывала дремой красные от постоянного недосыпанная ввалившиеся глаза.
Шyтки шутками, но шесть суток за рулем без сменщика-напарника и с минимальными остановками для отдыха, питания и дозаправки лишили бы сил любого человека, даже такого тренированного здоровяка, каким с полным правом мог считать себя Банда Правда, теперь от этого здоровяка, честно сказать, мало что и осталось За последнюю неделю он изменился неузнаваемо — осунулся, похудел Его глаза, и без того строгие и колючие, запали глубоко-глубоко, выцветшими голубыми хрусталиками сверкая из-под насупленных бровей Пыльные волосы свисали тяжелыми жирными прядями в невообразимом беспорядке, придавая их хозяину странный и страшный вид Милиционеры, таможенники, пограничники, которые попадались на его пути, с удивлением разглядывали Бондаровича, с недоверием вертя в руках его документы, и часто советовали водителю остановиться — поспать, отдохнуть Но еще чаще представители дорожной власти с задумчивым видом тянулись во внутренний карман кителя, красноречиво вытаскивая книжку квитанций на штраф «Э, дорогой, скорость превысил, надо платить'», «Вы не заметили знак, товарищ водитель, и в результате нарушили пункт такой-то правил дорожного движения Придется вам выписать штраф'» и т. д и т. п.
Вершиной нахальства инспекторов ГАИ ему поначалу показался случай в Ургенче Там местный инспектор долго чесал голову, не в силах выдумать подходящее в данном случае нарушение, а затем радостно воскликнул, тыча пальцем! в пыльный бок машины «Э-э-э, уважаемый, у тебя машина совсем грязный Нехорошо Экология, понимаешь, в опасности, а ты такой грязь в город везешь'» Увлекшись, гаишник подбежал к передку «мицубиси» и, просунув руку сквозь решетку мощного никелированного бампера, пальцем протер стекло блок-фары: «Ты смотри, и фары грязный совсем! Ты, уважаемый, аварийный обстановка создаешь. Совсем нехорошо!» Тогда Сашка с тоской взглянул на яркое солнце, в лучах которого он будто бы создавал аварийную обстановку запыленными фарами, и со вздохом расстался с двадцатидолларовой купюрой, которая тут же превратила его «паджеро» в исключительно чистый в экологическом отношении автомобиль.
Потом он пытался мыть машину в каждом более или менее большом городе, но когда уже в Элисте инспектор заговорил с ним про местный налог, которым, видите ли, облагаются все транзитные автомобили с объемом двигателя больше полутора литров, нервы у Сашки сдали окончательно, и, обменяв на десятидолларовые купюры две сотни баксов, Банда продолжал свой путь спокойно и без проблем, с легкостью утрясая все экологические, аварийно-транспортные и прочие проблемы, заодно помогая местным властям поддерживать уровень жизни их инспекторов ГАИ на должном уровне.
Настоящий праздник начался только тогда, когда Сашка пересек границу Украины.
Хохлы, и на самом деле оказавшиеся довольно хитрым народом, все же умели поддерживать в своей стране порядок, к тому же не были избалованы ни жуткими взятками, ни вездесущим, казалось бы, на просторах бывшего СССР духом баксов. Украинские гаишники спокойно и невозмутимо объясняли Бондаровичу его нарушения (которые, честное слово, на самом деле были!) и действительно начинали составлять самый что ни на есть настоящий протокол. Нет, их, конечно же, можно было уговорить пяти- или десятидолларовой бумажкой, но однажды под Белой Церковью с Бандой приключился случай, который надолго остался в его памяти, в самом лучшем свете выставив образ украинского гаишника.