— Извините, девушка, — сказал он, издалека помахав обратной стороной удостоверения. — Я ищу сотрудницу, она полная такая, представительная, нарядная. Бумаги мои нечаянно утащила, представляете! Возможно ее найти?
— Подробнее не опишете? — равнодушно попросила секретарша.
Ивакин напрягся, представил самого любимого своего свидетеля — женщину в годах — и начал описывать:
— Она среднего роста, полная, — вдохновенно проговорил он. — Одета… — замялся. — Ну, в общем, чересчур нарядно для вашей конторы. Разговорчивая очень. Сплетница. — Он заговорщицки улыбнулся. Улыбнулась и секретарша.
— Это Чистякова из социального отдела. Отдыхом ведает, правильно?
— Точно! — облегченно сказал Ивакин. — Какой у нее кабинет?
— Триста шестнадцатый. Это в левом крыле.
В самом конце коридора, там, где находился кабинет Людмилы Викторовны, уже наблюдалось некоторое движение. Вроде тот, коротко стриженый, виднелся сквозь приоткрытую дверь. Нервно тараторила начальница по кадрам. Ивакин припустил по коридору к лифтам. Время у него еще было.
Вначале он поднялся на третий этаж, потом перебежал по стеклянной кишке в другое крыло — там все было перевернуто вверх дном, делался ремонт, Ивакин даже замедлил шаг, колупнул свежую штукатурку с видом прораба — так, на всякий случай. Штукатурка не отставала, и вообще это была мраморная крошка. «Солидно!» — одобрил Владимир Александрович и уперся в дверь с табличкой «Социальный отдел. Чистякова Анна Петровна».
Чистякова азартно играла на компьютере в «Lines». Описал ее Ивакин очень точно. Немного промахнулся насчет представительности. Прическа у Чистяковой была какая-то беспорядочная.
— Анна Петровна? — сурово сказал Ивакин, бесцеремонно усаживаясь в кресло для особо важных посетителей. — Я из милиции.
— Так. И что? — не отрываясь от экрана, спросила Чистякова.
— Вы играете, что ли? — Ивакин перегнулся через стол и заглянул в монитор. — Ого! Сколько вы набрали! Вы, наверное, чемпионка редакции. У меня максимум очков триста получается. Такая зараза эта игра! Хуже семечек!
— Триста! Триста — это ерунда. Мой рекорд девятьсот. Сейчас надеюсь побить.
— Как приятно увидеть нормального человека в этой вашей газете. — Ивакин снова откинулся в кресле, огляделся. Стены кабинета были завешаны плакатами с видами пляжей и пальм. В шкафах громоздились папки, на стульях лежали какие-то коробки. Ничего, что напоминало бы общую стерильность этого заведения. Кажется, Ивакин не ошибся.
— А чем вам не нравится наша газета? — спросила Чистякова. Сложная гамма эмоций на ее лице была целиком вызвана игрой.
— Да как-то все официально, бездушно. Не похоже на редакцию. Все молчат, работают.
— Ну-у, — протянула Чистякова. — Еще бы они не работали, за такие деньги-то… Вы из-за Лапчинской пришли? — Поле на экране монитора стремительно зарастало разноцветными шарами.
— Угадали. Вас не допрашивали по этому делу?
— Я с ней почти не встречалась. Так, Витя один раз подвел ее ко мне — попросил рассказать о Таиланде. Я раньше в туристическом агентстве работала, — пояснила Анна Петровна, с сожалением отрывая взгляд от экрана, где надежды уже не оставалось. — Алена зимой решила в Паттайю съездить, я ей отель посоветовала.
— Съездила? — спросил Ивакин, замерев от восторга. «Витя» — это про Грибова! Она, никак, его давно знает.
— Понятия не имею. Через меня, во всяком случае, нет.
— Анна Петровна, — сдерживая дыхание, произнес Ивакин. — Мне говорили, вы давно Грибова знаете. Поэтому я решил с вами побеседовать.
— Десять лет назад познакомились! — гордо согласилась она. — Я тогда туризмом занималась, а он с женой через меня в Грецию съездил. Я как чувствовала — очень дешево им тур организовала. Сезон заканчивался, и я их без прибыли для себя отправила. Подумала: солидная пара, интеллигентные, приятные люди. И не ошиблась. Они с тех пор два раза в год у меня путевки покупали: зимой и летом. Знакомых присылали, кому индивидуальный подход требовался. Знаете, нестандартное количество дней, тихие места, собственный переводчик. А потом, когда холдинг разросся и Витя стал заботиться об отпусках сотрудников, он пригласил меня возглавить этот отдел. — Чистякова выпятила нижнюю губу, видимо, в который раз удивляясь собственной дальновидности.
— Это что ж, он им путевки бесплатные выдает? Как профсоюз?
— Не бесплатные. — Шары заполнили почти весь экран, и Чистякова, тряхнув головой, вышла из игры. Она отодвинула от себя клавиатуру и, уютно сложив руки на столе, повернулась, чтобы смотреть Ивакину прямо в глаза. — Не бесплатные, но дешевые. Действительно, как профсоюз. Вообще, условия работы у нас — дай бог каждому. Я ведь во многих местах работала. Сначала в Киевском райкоме партии, потом вот менеджером в туристическом агентстве, потом свою фирму открыла, разное повидала, и, скажу я вам, такую заботу о сотрудниках сейчас мало где встретишь. Особенно частники наглеют. Капиталисты наши! Их бы в настоящий капитализм, такой, как во Франции например, где ни уволить, ни зарплату задержать, ничего нельзя.
У моей знакомой племянник во Франции живет. Он говорит: все, как у нас при коммунистах. Если человека на работу взяли, то, как бы он ни работал, как бы ни пил, его оттуда только на кладбище можно. Или на пенсию.
— Ну, у вас-то уволить запросто могут! — перебил Ивакин.
— Насчет уволить, это да, — согласилась Чистякова. — С этим не церемонятся. Если не справляешься — не обессудь. Но зато все остальное очень хорошо поставлено. И кредиты на квартиры дают. Беспроцентные! — понизив голос, призналась она. — И лечение оплачивают, и членство в спортивном клубе. Путевку можно получить. Если в качестве поощрения, то бесплатно, если так просто, то за полцены. Детям раз в год на выбор: или лагерь на Майорке, где английский изучают, или Сочи. Да вот, смотрите! — она протянула какой-то рекламный проспект.
— Райские условия! — сказал Ивакин, мельком глянув на проспект. — И что взамен?
— Взамен — преданность, — улыбнулась она. — Любовь к работе. Нет, я вам скажу так: если бы все предприниматели были такими, как Витя, то страна совсем — совсем! — другая была бы. У сотрудницы из рекламного отдела мать всерьез заболела. Мы оплатили лечение. Тридцать семь тысяч, между прочим… Она вздохнула.
— У меня дочь журналистка, — заговорил Ивакин. — Вот бы ее к вам! И я бы за здоровье свое не переживал. — Он смущенно засмеялся.
— Почти невозможно! — Чистякова махнула обеими руками и снова сложила их на столе. — Желающих очень много! Ведь факультетов журналистики развелось, как собак нерезаных. Недавно видела рекламу: в Институте стали и сплавов — коммерческое отделение. Журналистов готовят, представляете! В Институте стали и сплавов! Где они, бедные, потом работу будут искать?
— Значит, к вам только по знакомству?
— Сейчас да, — твердо сказала она. — Вот когда Витя начинал, тогда можно было. На другие зарплаты, на другие условия. Но тогда и не верил никто, что у него получится.