Марианна появилась в моей жизни раньше — собственно, она всегда в ней была. Мое первое в жизни воспоминание: яркий весенний день, солнечные блики от ручья и ее лицо. Ей, как и мне, пять. Она нашла в ручье стеклянную сережку в виде ключика, потерянную мной два дня назад. Граненая безделушка умылась в ручье и нестерпимо сверкает. Марианна знает, что это моя сережка, но не отдает. «Я потеряла здесь свое кольцо, — объясняет она. — Если ты его найдешь, я отдам твой ключик».
Марианна даже не стала пытаться поступить в университет, после школы наши с ней дороги разошлись (я думала — навсегда). Она осталась топтаться в прошлом, в то время как я (мне так казалось) умчалась вперед. Но десять лет спустя мы встретились на одной площадке. Наше второе сближение тоже произошло через Елену. То есть это я их вначале познакомила, а потом уж они подружились и стали друг другу ближе, чем я каждой из них по отдельности.
Елена была общительным человеком. В принципе я не могла бы поручиться, что у нее нет знакомых, которых я не знаю. Я, например, никогда не видела ее маникюршу. Она приходила два раза в неделю, но как нарочно — когда я была у Елены, она или только что ушла или именно сегодня заболела. Мы даже смеялись и удивлялись по этому поводу.
Что касается остальных ее знакомых... Посыльных из французского ресторана я знала в лицо и по имени, соседей — только тех, что справа, с садовником — здоровалась, у кухарки — пользовалась благосклонностью, ливанку — недолюбливала.
Елена ни словом не обмолвилась о толстой подруге, хотя проблему лишнего веса мы обсуждали при каждой встрече в течение многих лет. Не говорила она и о вступлении в программу оздоровления в вегетарианском ресторане. О нем самом она тоже ничего не говорила. Только один раз — год назад — предложила мне: «Заедем тут, неподалеку?» Я, помню, и в тот раз удивилась наивному интерьеру: место не слишком ей подходило. «Попостишься со мной?» — сказала она, и в ее глазах промелькнул смех. Я его заметила, но истолковала как иронию Елены над самой собой — с рождения неверующей.
...Я притормозила. Бледно-зеленая стена слабо качнулась — как по команде, все равнодушно отвернулись. Последние в ряду тем не менее настроили боковое зрение, чтобы продолжать следить за моей машиной. Я заглушила мотор.
Немного погодя один из последних вышел из строя и двинулся ко мне вихляющей походкой. Впрочем, его взгляд оставался цепким и внимательным — свою расхлябанность парень явно преувеличивал.
В ряду между тем продолжалась жизнь. Мимо стоявших проплывали клиенты: все они были разными, и многих я бы никогда не заподозрила в приверженности к этому месту. Некоторые были прилично одетыми, они стеснительно ухмылялись, и видно было, что стеснительность им вообще-то не свойственна, что она, как игра, опьяняет и возбуждает их не меньше, чем предстоящий сеанс.
Даже самые развязные и холеные из этих клиентов немного терялись здесь, едва достигнув стены. Толстые и тонкие, богатые и бедные — они получали здесь по одинаковому куску бесконечности. Зыбкое плутание по темным коридорам могло оказаться кошмаром, могло стать восторгом, но всех желающих оно выводило за пределы мира... Мир слишком мал, вот в чем проблема. Слишком долго человечество топчется на полностью освоенной планете, оно ее давно переросло. Трагедия стала неизбежной, когда Колумб ступил на землю Америки. Все остальные судорожные попытки: и освоение Эвереста, и ослепительное умирание на всяких там полюсах (их всего два, всего два!), и полеты в космос со взрывами на обратном пути — все это уже агония. С Земли не улететь, а горизонта нет. Оставь надежду. Поверьте бывшему члену общества «Мой молодой Марс».
Горик сказал мне однажды: «Твои книги, чем они лучше моих доз?», и я изумилась прихотливости наркоманского воображения. Но сейчас я думаю так же: последний коридор, выводящий за пределы маленького мира — это воображение. Здесь нет предела скорости, в этом преимущество...
— Ищем неприятностей? — доброжелательно спросил парень, засовывая голову в мою машину. От него пахло чем-то восточным.
— Это вопрос терминов, — сказала я. — Что и как называть.
— Вот как раз философов здесь, как собак нерезаных. — Он с пониманием покивал мне головой. — Немало и сыщиков.
— Корда! — позвал его кто-то из ряда. Он нетерпеливо махнул, не оборачиваясь к зовущему.
Божок Корда. Вот ты кто. Видимо, Антон всерьез увлекался наркотиками, если назвал твоим именем одну из своих яшмовых фигурок.
— Здесь бывает один мой друг, — сказала я парню и улыбнулась по возможности жалобнее. — Горик. Я его ищу.
— Давно не видел.
— Неправда. Он был здесь вчера. И с тех пор пропал. Может, он меня бросил?
— Ты у меня спрашиваешь?
— Может, что-то случилось? — Я сложила брови домиком. — Помоги, я согласна заплатить.
— Давай карточку, — потребовал он.
Я немедленно достала ее из кармана. Он двинулся обратно в строй, и я вышла за ним, не обращая внимания на его недовольное цыканье.
Мы приблизились к ряду продавцов.
— Лапуля! — тихо позвал меня кто-то из них. Весь ряд тускло улыбнулся. У некоторых не было зубов.
— Это любовница Горика, — представил меня Корда. — Кто его вчера видел? Девочка башляет за информацию.
— Это ментовка, — равнодушно сказал один из покупателей. — Горик уже два месяца, как сидит в тюрьме.
Вот, подумала я, клиент совсем иного рода. Сразу было видно, что не любитель, а профессионал: его движения были сосредоточенными, он не отвлекался на прохожих и зевак, а в его глазах горела страсть скопца.
— Ну, мать! — разочарованно протянул Корда, отдавая какому-то худенькому мальчику мою карточку. — Сними с нее все... Ты что так врешь-то?
— Нас уже допрашивали, — пояснил кто-то в ряду. — Ты, Корда, просто за товаром тогда ездил. Он бабу какую-то убил.
— Да какая она ментовка... — заторможенно произнес его сосед. — Дурак ты, Виталик.
Клиент Виталик судорожно дернул головой. Товар был уже в его руках и моей судьбой он больше не интересовался.
— Идите на хрен! — сказал он, подумал немного и вдруг выругался так длинно, запутанно и яростно, что кое-кто в ряду даже шатнулся от неожиданности.
Сбоку вынырнул мальчик с моей карточкой.
— Все снял, — радостно доложил он. — Но там мало было...
— Сколько? — заинтересованно спросила я.
— Пятнадцать тысяч.
Ни фига себе! За обед с меня сняли четыреста! Такого я не ожидала. Какие нахалы! Без вина, за чечевицу и пресные лепешки.
— Не плачь, — Корда похлопал меня по плечу. — Деньги-то служебные? Тебе еще выпишут.
— Я могу заплатить, — сказал мне Виталик. — Пошли со мной в машину. Даю сто тысяч. Ты в моем вкусе.
Я засунула пустую карточку в карман, не обращая на него внимания. Наркоманская наглость расстроила меня гораздо меньше, чем наглость этого вегетарианского ресторана. Четыреста тысяч за такой обед!