В отдел зашел Борис и уставился на меня, как на привидение.
— Мы вчера все спорили, — сказал он. — Витя притащил слухи, что тебя восстановили. Разумеется, звучало, как полный бред. У тебя нарушений — вагон и маленькая тележка. Тут была Инна, она тоже сказала, что знает точно: ты уволена, причем с ужасной формулировкой.
— Она же в отпуске.
— Ты знаешь, она действительно уходит. Вчера пришла последний раз — за вещами. Собрала все свои бумаги, рамочки, цветочки, сказала: «Спасибо всем» — и отчалила. В хорошем таком настроении...
— Вот почему ее стол пуст.
— Представляешь... — Он хохотнул. — Украла все наши вазы! В том числе и ту, что ты притащила из дома. И даже туалетную бумагу сняла... Ну что за человек! Так я не понял: тебя уволили или нет?
— Нет.
Он недоверчиво покачал головой.
— Чудеса какие-то... А почему ты вчера не была на работе?
— Решила отдохнуть. И сегодня, пожалуй, пойду. Что-то нет настроения... Значит, Инна знает точно?
— Видишь, оказалось, что неточно. Ну, мы-то решили, что у нее полная информация, раз она близка кому-то там в верхах. А ты не врешь? Разве за такое не увольняют? Я думал, даже сажают...
— Ты огорчился?
— Зачем ты так?
— Ах, Боря. — Я потянулась. — Надоело мне со всеми церемониться. И с тобой: какого черта ты всем хамишь? Что ты за истеричная баба! Почему вы, однополые, считаете, что вам все вокруг должны прощать, а? Вы себя все-таки считаете убогими? Поэтому?
Борис насупился.
— Начинаешь новую жизнь? — угрюмо спросил он. — Режешь правду-матку?
— У тебя нет ни правды, ни матки, Боря. Ты даже не пожелал скрыть, как хочешь занять мое место! Тебе было плевать, что ты этим обижаешь меня. Меня — которой было достаточно только намекнуть службе безопасности, чем ты промышляешь по вечерам...
— Ты знаешь мою позицию: я не люблю притворства. Какого черта! Все умные, все всё понимают, зачем играть комедию? Да, любой бы мечтал занять место начальника отдела. Это лишние сто тысяч! Мне не хватает денег! Я что — должен делать вид, что не хочу зарабатывать больше? Я всегда говорю правду! Считаю, что это более благородно.
— Думаешь? Пожалуй, я перейму твой опыт. Вот чтоб ты знал, Боря: мне омерзительны люди твоей ориентации. Я вами брезгую. Не садись на мой стул. Никогда! Пожалуйста!
Он сощурился — да, он может ответить, я знаю. Так может, что...
— Боря! — я предостерегающе подняла палец. — Отныне я начальница в полном смысле этого слова! Не хами. Даю тебе срок в месяц, чтобы прекратить свое баловство с чужими счетами. Легкомыслие по отношению к Горикиным грехам мне дорого обошлось.
Впервые в жизни принципиальность принесла мне облегчение. Я даже начала напевать, вспомнив Борину рожу...
Подошла официантка, стала расставлять на столе тарелочки, жаровенки, латунные коробочки, корзинки с прозрачными лепешками.
— Управляющая сказала, что ей понравилась ваша карма, — сообщила она.
— Правда? — обрадовалась я. — А можно с ней поговорить?
— Она подойдет в конце обеда.
Еда оказалась исключительно вкусной. Я даже простила им молельню. Думаю, Елена здесь часто обедала — у нас похожие вкусы.
...Когда официантка забрала мою кредитку, из боковой двери снова вынырнула та тетка, что подглядывала за мной перед обедом.
— Все хорошо? — спросила она с неискренней озабоченностью.
— Да. Боюсь, я серьезно подсела на вашу кухню...
— Это увлечение пойдет вам на пользу. — Она слабо улыбнулась.
— Я небогатый человек.
— Что может быть дороже здоровья?
— Вам действительно понравилась моя карма? Она пристально посмотрела мне в глаза. Не знаю, что она в них увидела, но я в ее — уловила гигантскую неприязнь и к моей карме, и ко мне заодно.
— Очень понравилась, — сказала она. — В прошлой жизни вы были... садовником. Это благородное занятие. Чистое. Неагрессивное.
— Мне дадут карточку участника программы? А может и скидку... в виде исключения?
— После второго или третьего посещения мы поговорим об этом... Вы не производите впечатление человека, следящего за своей внешностью. Это ваша принципиальная позиция?
— Я люблю все естественное.
— Вам сколько: двадцать пять?
— Да.
(Самое интересное, что я, никогда ничего с собой не делавшая, выгляжу молодо — может быть, неухоженно, по нынешним меркам, но молодо. Елена всегда поражалась по этому поводу).
— Ну, что ж. Самое время начинать... Вам можно дать все тридцать. А что будет потом?
— Скажите, — я откашлялась. — Все-таки немного остро с непривычки... А можно заказывать еду на дом? Официантка объяснила, что дома такого эффекта не добьешься. Будет не та энергия.
— Мы это практикуем... Но опять же, это решается индивидуально. Через хозяйку. Только для вип-клиентов.
— А с ней нельзя встретиться? — спросила я. — Я небогатая, но я чиновник... Иногда это стоит дороже денег.
Меня очень беспокоил взгляд управляющей. Я никак не могла его правильно интерпретировать. Она смотрела как-то слишком пристально и в то же время словно бы сама пыталась что-то для себя объяснить.
И вдруг я поняла! Она пытается меня вспомнить. Ей кажется, что она меня где-то видела и обстоятельства встречи беспокоят ее. Словно бы меня позиционировали при этой встрече как врага, как опасность — или неплатежеспособного клиента, или полицейского, или санитарного врача (так она думает). Сидение за одним столиком с богатой, но малознакомой клиенткой — Еленой — никак не могло вызвать эту реакцию. Нет, она меня знает с другой стороны...
— Рано об этом говорить, — сказала она.
Подошла официантка, протянула мне кредитку.
— Карточки участника программы у нас, к сожалению, закончились, — не глядя на нее, продолжала управляющая. — В следующий раз приедете, мы вам выпишем. Всего хорошего. — Она резко повернулась и ушла за лестницу.
Официантка еле заметно пожала плечами. Видимо, их обычный ритуал дал сбой.
— За лестницей тоже зал? — спросила я как ни в чем не бывало.
— Нет. Кабинет хозяйки.
— Она здесь часто бывает?
— Теперь не часто... Она вышла замуж. Откровенно говоря, ее больше нет.
— А мне показалось, что ваши дела идут плохо, — сказала я, вставая.
Что ж, я им не понравилась, а у меня теперь новая философия.
— Вы, наверное, ей это сказали?
Я не ответила, но выражением лица как бы подтвердила ее догадку. Официантка вздохнула.