— Я тоже.
— Но чем сильнее я пытался, тем сильнее меня мучили воспоминания.
— Ты кинозвезда.
— Пока ты не вошла в мою жизнь, эта судьба была равносильна проклятью.
— Ты действительно хочешь меня? И не только из-за Стефи?
— О, Даллас… — Он вздохнул. — Ни одну женщину я не хотел больше, чем тебя. — Он взял ее лицо в свои руки. — А ты не собираешься заставить меня сказать это?
— Что?
Он улыбнулся:
— Ты знаешь.
— Что?
— Что я люблю тебя, глупенькая. Люблю тебя. Только тебя.
— Ты сказал однажды, что мало знаешь о любви.
— Не знал — пока не встретил хорошего учителя. Ты обучила меня всему, что мне необходимо было знать.
— Где ты взял лошадей?
— Кэл прислал их самолетом с моего ранчо. Вторая лошадь — для Стефи.
— Она сейчас спит. Хочешь на нее посмотреть?
— Позже. Гораздо позже, — прошептал он. — Сейчас единственное, чего я хочу, — это ты.
Она посмотрела в его глаза и увидела в них любовь и боль, которую причинила ему. Она почувствовала себя виноватой. Остаток своей жизни она будет заглаживать свою вину. И начнет прямо с сегодняшней ночи.
Она изогнулась, чтобы теснее прижаться к нему, и легкая юбка, поднявшись, открыла ее бедра.
Кристофер закрыл глаза и глубоко вздохнул.
Потом она начала целовать его.
Они были на его яхте. Их сердца учащенно бились, когда они стаскивали с себя одежду. Кристофер подошел к Даллас. Он был так великолепен, что у нее захватило дух и она коснулась его первой. Ее нетерпеливые руки дерзко двигались по нему, разжигая его страсть, пока он не смог выдержать больше и крепко прижал ее к себе. Ее сердце заколотилось еще сильнее, когда их губы слились.
Он вернулся ради нее.
Не только ради Стефи.
Главным образом ради нее.
Его большие руки накрывали ее груди.
Он вернулся ради нее — и оттого все, что он делал с ней в постели, было еще более замечательным. Он целовал все ее тело, пока в горле у нее не стало горячо, а кожа не сделалась ледяной.
Его золотоволосая голова опустилась, и язык ласкал чувствительную плоть, посылая яростный трепет желания, жаром разливающийся по ней. Она слегка застонала.
Огонь и лед: она это уже испытывала. Но только с ним.
— Я не могу без тебя, — отчаянно прошептала она.
— Наконец-то ты призналась, — тихо ответил он.
Наконец.
Он уложил ее на койку. Ее золотистые волосы разметались под его загорелыми руками. Его губы обожгли ее. Он целовал ее веки, щеки, уши, страстно шепча слова любви.
Казалось, каждую клеточку ее тела пронизал жар, исходящий от него, и лед растаял в огне его страсти. На мгновение он затих. Их глаза встретились, и она увидела всю его любовь, а не только яростное вожделение. Он нежно гладил ее щеку кончиком пальца. Знакомое приветливое тепло, казалось, втекало в глубину ее тела. Мнилось: она ждала этого мгновения всю жизнь.
— Я люблю тебя, — прошептал он. — У меня никогда не будет другой женщины, кроме тебя.
— Я тоже люблю тебя.
Затем он вошел в нее. И то, что случилось дальше, было слишком чудесно, чтобы описать это словами.
Даллас стала невестой, окутанной белой дымкой наряда. Снова она колебалась на пороге необъятной гостиной, заполненной гостями, приглашенными на свадьбу. Только на этот раз вид Кристофера, стоявшего вместе с детьми рядом со священником, наполнил ее счастьем.
Снова дом был полон друзей и цветов. Но теперь сюда пришли золотоволосая родная дочь Даллас со своими приемными родителями. Пришла и Маргарита.
За окном светило солнце и искрился Тихий океан. В парке установили тенты и банкетки. На белых лошадей надели гирлянды цветов. Все это походило на волшебный сон. Даллас почувствовала себя принцессой, белый дом Кристофера был таким же ослепительным, как белый замок в сказке Стефи. И сам Кристофер обернулся в конце концов ее Белым рыцарем.
Даллас поймала ритм “Свадебного марша”, и белый атлас туфельки выглянул из-под ее юбки. Не колеблясь больше, она сделала первый шаг. Бесспорно, то была счастливейшая минута ее жизни.
Когда она подошла к алтарю, Кристофер протянул руку, и Даллас позволила крепко прижать себя, зная, что наконец обрела любовь. Отныне ее место — рядом с ним. Они стали супружеской парой. Частью семьи. Они будут любить друг друга всегда.