Вздохнув, Майкл прошел на кухню и налил себе виски. Через десять минут Бетси протянула ему трубку.
— Она хочет поговорить с тобой, папа. Для нас у нее нет времени. Как всегда.
Он взял телефон, вернулся в гостиную и сел.
— Привет, Джо.
— Это правда, Майкл? Ты о ней забыл?
— Если хочешь сделать мне больно, не трудись. Мне и так плохо.
Джолин умолкла.
— Ты ее напугал, Майкл.
— А то я не знаю.
Опять пауза.
— Завтра нас отправляют, — наконец произнесла она. — В Ирак.
— Неужели прошел месяц?
— Да, Майкл.
В безумии последних четырех недель он забыл об этом дне, почти забыл о том, что Джолин уезжает на фронт. На самом деле забыл — этот факт был просто тенью, редко проскальзывающей в суматохе последних дней. До сей поры Джолин ничего не угрожало, и ему было легче думать о себе.
— Я не знаю, какая связь в Баладе и как долго я там пробуду. Постараюсь держать вас в курсе. — Она помолчала. — Майкл, хорошо бы девочки писали мне письма или по электронной почте, если у меня там будет Интернет.
Майкл подумал, как тяжело ей будет там без дочерей, как пусто и одиноко. Просто стыд, что ей приходится об этом просить. Он знал, как Джолин не любит просить ни его, ни кого-то еще.
— Я прослежу, — сказал он.
— Спасибо. Ладно, мне нужно идти, а то местные парни уже нервничают.
— Джо!
— Да?
— Будь осторожна, — сказал он. — Береги себя.
Она вздохнула.
— До свидания, Майкл.
— До свидания.
Больше всего ему хотелось вернуться на кухню, взять стакан и допить виски. Или даже напиться.
Поборов искушение, Майкл позвонил в местную пиццерию, заказал ужин и пошел наверх.
Дверь в спальню Бетси была открыта. Он заглянул, увидел, что комната пуста, и пошел по коридору к ванной.
Бетси стояла перед зеркалом, что-то делая со своим лицом.
— Не думаю, что стоит выдавливать эти штуки.
— Убирайся! — Она резко повернулась и захлопнула дверь прямо перед его носом.
Майкл долго стоял перед дверью, ждал, что она передумает и извинится.
Бесполезно.
Спустившись в гостиную, Майкл увидел, что Лулу снова смотрит прощальное видео Джолин.
Он застонал.
Прибыла пицца. Майкл расплатился с разносчиком, поставил коробку на стол и крикнул:
— Ужин!
— Пиццу едят на день рождения, папа. А не на ужин, — со вздохом сказала Лулу и вскарабкалась на свой стул.
В дом вошла Мила. Вид у нее был сердитый.
— Не смей бросать трубку. Как Бетси?
— Она здесь, — ответил Майк. — На вопрос «как» я не могу ответить.
— Слава богу! С этой минуты…
— Пожалуйста, мама, ругать меня будешь завтра. На сегодня с меня хватит.
Мила пристально посмотрела на него.
— Так нельзя, Майкл, — уже спокойным голосом произнесла она.
— Да. Знаю.
Не желая слушать ее, чтобы еще больше не расстраиваться, Майкл прошел к себе в кабинет — слава богу, тут было тихо. Закрыл за собой дверь и опустился в кресло у письменного стола.
Похоже, он на это не способен — позаботиться о собственных детях.
Что, черт возьми, с ним такое? Как это возможно: успех в делах и с клиентами и полный провал в семье?
Майкл вздохнул. И месяца не прошло после отъезда жены, а он уже устал чувствовать себя неудачником в собственном доме.
На следующее утро Бетси по-прежнему с ним не разговаривала. Майкл встал рано, приготовил завтрак и вовремя отправил девочек. Когда он, наконец, — добрался до письменного стола в своем офисе — с опозданием — то уже был порядком вымотан. Но здесь он, по крайней мере, чувствовал себя компетентным.
В одиннадцать часов раздался звонок, которого Майкл так ждал.
Кит попросил о встрече. Наконец-то!
Майкл схватил свои записи и выскочил из кабинета. Пятнадцать минут спустя он прибыл в тюрьму округа Кинг и опустился на стул в обшарпанной комнате для свиданий.
Вошел Кит. Оранжевая тюремная роба, руки скованы наручниками впереди, цепи гремят, волочась по каменным плитам пола.
— Оставьте нас, — сказал Майкл охраннику. — И снимите с него наручники.
— Сэр…
— Снимите с него наручники, — повторил Майкл. — Я осознаю риск.
Охранник нахмурился, но исполнил просьбу, затем вышел из комнаты и встал за дверью.
Кит сел за стол напротив Майкла, спина у него была напряженно прямая. В тусклом свете его лицо выглядело удивительно юным и свежим. Коротко остриженные волосы отросли и теперь топорщились надо лбом, как зубчатая корона.
— Отец сказал, что я должен с вами поговорить.
— Я пытаюсь спасти вас от тюрьмы. А вы не облегчаете мне задачу.
— А вам не приходило в голову, что я не заслуживаю спасения?
— Нет, — спокойно ответил Майкл. — Не приходило. И вашему отцу тоже. И матери, которая, насколько мне известно, до сих пор плачет по ночам.
— Это запрещенный прием.
Майкл раскрыл блокнот и снял колпачок с авторучки.
— Вы знаете, Кит, почему я здесь. Вы обещали отцу, что расскажете мне, что произошло в тот день. А солдаты, как я слышал, привыкли держать свое слово.
— Я убил любимого человека, — сказал Кит. — Из глаз его наконец исчезла пустота. — Наверное.
— Что? Как это, «наверное»?
— Я, похоже, сошел с ума, — проговорил Кит. — Я не могу вспомнить, как стрелял в жену. Разве это не безумие?
Майкл пристально смотрел на своего клиента. Честно говоря, это была первая хорошая новость в деле Келлера. Майкл ненавидел себя за хладнокровие, позволявшее видеть страдания человека и радоваться, но ведь у него такая работа — искать смысл, не обращая внимания на боль. Закон — это кодифицированный свод правил, но справедливость вовсе не отлита в бронзе. В суде всегда есть место неопределенности, эмоциям, симпатии.
— Расскажите мне, Кит, что произошло в тот день. Минута за минутой.
Кит безучастно смотрел в стену. Глаза молодого человека опять стали пустыми.
— Она хотела поехать в Пайк-Плейс [9] . Я знал, что это неудачная мысль, но не мог сказать почему. Понимаете, я люблю… любил Эмили, и мы всегда делали то, что она хотела, особенно после моего возвращения из Ирака.