После долгого дня, проведенного за снятием письменных показаний с полицейских, которые допрашивали Кита Келлера, Майкл вернулся домой, едва держась на ногах от усталости, и приготовил девочкам ужин — курицу с рисом, один из рецептов, найденных в большом блокноте Джолин. Потом, когда дочери уснули, он прошел в пустую гостиную и долго стоял там один, удивляясь тишине в доме.
Его охватило странное чувство, такое непривычное, что он не сразу его узнал. Одиночество.
Майкл так долго злился, что ему выпала роль Мистера мамочки, а заботу о детях, необходимость готовить и покупать продукты он считал унижением мужского достоинства. Винил Джолин, что она свалила на него кучу обязанностей, которых он не желал выполнять и с которыми не знал, как справиться. Но за последние несколько недель все изменилось, и он изменился. В нем открылось что-то новое, неожиданное. Ему нравилось читать Лулу перед сном, слушать ее смешные вопросы, смотреть, как ее маленький пальчик тычет в картинки в книге. Нравилось, когда вечером Бетси садилась рядом с ним у телевизора и рассказывала о своих школьных делах. Нравилось, что они вместе ходили в магазин, вместе что-то делали, вместе смеялись и играли.
Ему не хватало Джолин. Почему раньше он не задумывался о том, какой может быть жизнь без нее?
Она так далеко, и каждый день ей угрожают пули и самодельные бомбы, каждый день меняет ее так, как он и представить себе не может. И с чем он ее отправил туда? Я больше тебя не люблю.
Майкл включил телевизор. Последняя кассета, которую прислала Джолин, была там, как всегда. Девочки смотрели ее бесконечно.
Он нажал кнопку «воспроизведение».
Вот она! Джолин в военной форме, улыбается в камеру, показывает «достопримечательности» Балада — вот здесь нам дают вкусный пирог…
Его жена.
Пленка закончилась, и на экране застыл последний кадр. Они с Тэми стоят, обнявшись, обе в военной форме. Джо широко улыбается, но глаза не могут скрыть правду. Она напугана и одинока, как и он.
От желания поговорить с ней защемило в груди.
Но позвонить невозможно. Остается написать письмо.
До сих пор он не решался. В последние недели несколько раз начинал, но удалял написанное. Ему было стыдно. И что теперь: просто отправить ей письмо, показать, что все изменилось?
Майкл перешел из гостиной в кабинет, сел за стол и включил компьютер.
«Джолин», — набрал он, потом стер и начал снова.
«Моя Джо…
Помнишь, когда я впервые так тебя назвал? Мы были в дендрарии, взяли напрокат лодку и наблюдали за утками, которые плавали в камышах. Ты сказала: „Не понимаю, как они находят маму“, — и тогда я понял, как тяжело тебе было в детстве. Потребовалось много времени, чтобы ты рассказала мне, что тогда чувствовала, а когда ты сделала это, я понял, что люблю тебя. Я смотрел тебе в глаза и видел там свои мечты. Когда мы в последний раз по-настоящему смотрели друг на друга? Не знаю. Ладно, вернусь к уткам. Я ответил: „Они просто знают. Как я знаю, что ты моя Джо“.
„Я хочу быть твоей“, — сказала ты.
Я так тебя любил! Лежал в постели и с ужасом представлял, что теряю тебя. Чокнутый, правда? Но так и было. Я так тебя любил, что должен был думать о том, что я тебя потеряю, чтобы не потерять себя. Ты тоже меня так любила?
Думаю, да.
Что же произошло? Когда мы перестали быть любовниками и превратились просто в родителей девочек, а потом в соседей по комнате? Когда я начал винить не себя, а тебя? Думаю, это началось после смерти моего отца. До тех пор мне не приходилось переживать утрату, я не знал, как это бывает, когда сердце разрывается на части от горя, и не справился с этим. Начал обвинять тебя во всем плохом, что произошло в моей жизни.
Неужели обратной дороги нет?
Надеюсь, есть.
Я думал, что во всем разобрался, что каждый из нас должен идти своей дорогой, но теперь вижу, как я был неправ, как обидел тебя, и мне очень жаль.
Мне жаль. Это все, что я теперь могу сказать. Я сожалею о многом. Наверное, война меняет не только солдат. Те, кто остался на домашнем фронте, тоже получают свою долю испытаний.
Мне тебя не хватает».
Майкл пробежал взглядом письмо. Такое короткое. Какой прок от его сожалений, когда ей приходится переживать такое?
Сможет ли Джолин его простить? Есть только один способ это узнать.
Он щелкнул кнопку: «Отправить».
Джолин очнулась — легкие разрывал кашель, глаза слезились, во рту вкус крови. Она снова окликнула экипаж, но не получила ответа. Рядом с ней Тэми повисла на ремнях, наклонившись вперед, — она была без сознания.
Джолин попыталась отстегнуть ремень. После третьей попытки она поняла, в чем дело: правое предплечье превратилось в кровавую кашу. Она с трудом могла поднять руку, пальцы не слушались. Наклонившись вперед над почерневшей и обжигающе горячей приборной панелью, Джолин левой рукой щелкнула тумблером аварийного выключения двигателей.
— Терпим бедствие, — прошептала она, чувствуя, что не может ни говорить, ни сосредоточиться.
Радио не работало. Джолин снова потеряла сознание. Очнувшись, она передала свои координаты, надеясь, что радио заработало. Нужен аварийный передатчик. Где же он? Думай!
— Тэми, — позвала Джолин и попыталась дотянуться до подруги, но не смогла сдвинуться с места. Потом попробовала отстегнуть ремни. Тело не слушалось. С правой ступней тоже что-то не в порядке.
Пулеметная очередь.
Опять по ним стреляют. Издалека до нее доносились гортанные голоса, топот ног.
Нужно выбираться, занимать оборону.
Снова выстрелы.
Нас обстреливают.
Джолин попыталась достать пистолет из кобуры, но правая рука не слушалась.
Наконец ей удалось высвободиться, и она с трудом поползла через кабину. Схватила Тэми, отстегнула ее ремень и с силой потянула к себе. Тэми соскользнула набок; глаза у нее закатились, рот приоткрылся. Джолин сняла с нее шлем и увидела огромную рану на голове, из которой хлестала кровь.
— Держись, Тэми…
Джолин окинула взглядом задний отсек. Правая сторона фюзеляжа превратилась в груду оплавленного, дымящегося металла. Брезентовые ремни и маскировочная сеть горели. Смитти сполз набок; в груди его зияла черная, кровоточащая дыра. Глаза у него были пустыми. Мертв. В углу, скорчившись, лежал Джейми.
— Джейми, Джейми!
Она должна вытащить их из вертолета.
Встав, она почувствовала приступ тошноты. Боль в ноге была невыносимой. Потом ее вырвало. Передохнув, Джолин повторила попытку. Левой рукой она вытащила пистолет и попыталась что-нибудь рассмотреть сквозь дым; оружие ходуном ходило у нее в руке.