Мелисса тихонько вздыхает и смотрит на нее своими ярко-фиолетовыми глазами. Наверное, носит цветные контактные линзы. Глаза точно того же оттенка, что и «эксклюзивные» бусы.
— Элли, мне неприятно говорить с тобой об этом, но ты меня вынуждаешь…
— О чем?
— Сейчас без четверти одиннадцать.
— Ах да, просто я…
— Наш отдел, конечно, считается самым демократичным во всей редакции «Нэйшн», но мне казалось, что мы договорились: мои сотрудники должны быть на местах не позднее без четверти десять.
— Да, я просто…
— Я хочу, чтобы у моих авторов было время подготовиться к конференции: почитать свежую прессу, просмотреть новостные сайты, пообщаться, вдохновить себя и других, — продолжает Мелисса, поворачиваясь к компьютеру, чтобы проверить почту. — Участие в конференции — привилегия, Элли. Многие авторы могут лишь мечтать о такой возможности. Мне непонятно, как ты можешь успеть профессионально подготовиться, если влетаешь в офис за пару минут до начала… да еще и с мокрыми волосами, — добавляет Мелисса, буравя Элли таким взглядом, что у нее по спине бегут мурашки.
— Прошу прощения, Мелисса, но мне пришлось ждать водопроводчика.
— Элли, давай не будем, — тихо прерывает ее Мелисса, — не надо делать из меня дуру. Если ты, конечно, не собираешься убедить меня в том, что водопроводчик ходит к тебе примерно через день. Боюсь, что единственный вывод, который я могу сделать: ты относишься к работе недостаточно серьезно. У нашей газеты есть интернет-версия, и теперь все авторы на виду. Оценивается не только качество работы, но и количество просмотров ваших статей. Твои показатели, Элли, упали за этот год почти на сорок процентов, — сообщает Мелисса, заглянув в лежащую перед ней распечатку.
Элли молчит. В горле пересохло. Редакторы и журналисты толпятся перед кабинетом Мелиссы, сжимая в руках огромные блокноты и пластиковые стаканчики с кофе. Они смотрят на нее через стекло: одни с любопытством, другие — с некоторым смущением, как будто понимают, что происходит. У Элли мелькает мысль: коллеги, наверное, обсуждают ее, и она краснеет от унижения.
— Когда я взяла тебя в отдел, — наклонившись к ней через стол, продолжает Мелисса, — у тебя глаза горели. Ты всегда была на шаг впереди остальных, поэтому из бесчисленного количества региональных корреспондентов, которые продали бы родную мать, лишь бы оказаться на твоем месте, я выбрала именно тебя.
— Мелисса, у меня…
— Меня совершенно не интересует твоя жизнь, Элли. Я не хочу знать, есть ли у тебя проблемы личного характера, умер ли кто-то из родственников, погрязла ли ты в долгах. В особенности мало меня волнует, не заболела ли ты неизлечимой болезнью. Я просто хочу, чтобы ты выполняла работу, за которую тебе платят. В журналистском мире такое поведение непростительно. Если ты не пишешь статьи, мы не можем привлечь достаточно рекламодателей, а значит наш оборот снизится и мы все окажемся без работы — кто-то раньше, кто-то позже. Я ясно выражаюсь?
— Вполне, Мелисса.
— Отлично. Не думаю, что тебе стоит присутствовать на сегодняшней конференции. Возьми себя в руки и приходи завтра. Как дела со статьей про любовные письма?
— Хорошо, — вставая, с показным оптимизмом отвечает Элли.
— Ладно, завтра покажешь. Пожалуйста, скажи остальным, что они могут заходить.
С трудом дождавшись половины первого, Элли сломя голову несется в библиотеку, сбегая по четырем лестничным пролетам. Настроение оставляет желать лучшего, и все радости предыдущего вечера давно забыты. Библиотека напоминает заброшенный склад. Полки над стойкой опустели, написанная с ошибкой записка исчезла, оставив после себя лишь два кусочка скотча. Из-за двойных дверей доносится шум: там двигают мебель. Главный библиотекарь, сдвинув очки на кончик носа, сосредоточенно изучает таблицу с множеством цифр.
— А Рори здесь?
— Он занят.
— Вы не могли бы ему передать, что я не смогу с ним пообедать?
— Я точно не знаю, где он.
— Ну, вы же все равно его увидите, — настаивает Элли, начиная нервничать, что Мелисса заметит ее отсутствие. — Передайте ему, пожалуйста, что мне придется писать ту статью, я зайду в конце дня.
— Оставьте ему записку.
— Но вы же сказали, что не знаете, где он.
— Прошу прощения, но мы заканчиваем подготовку к переезду, — нахмурившись, отвечает он нетерпеливым тоном, — и у меня совершенно нет времени, чтобы передавать сообщения сотрудникам.
— Отлично. То есть мне пойти в отдел персонала и спросить у них номер его мобильного? Думаете, им больше заняться нечем?
— Хорошо-хорошо, я передам ему, если увижу, — поднимая руку, соглашается библиотекарь.
— Ну что вы, не стоит беспокойства. Простите, что отвлекла.
— Возможно, вы и вам подобные, мисс Хоуорт, — строго глядя на нее, заявляет библиотекарь таким тоном, что ее мать позавидовала бы, — считаете сотрудников библиотеки мелкими сошками, но в моем возрасте я не могу позволить себе быть мальчиком на побегушках. Прошу меня простить, если это как-то осложняет вашу личную жизнь, — добавляет он и уходит в подсобку.
Элли с удивлением вспоминает, как Рори говорил ей, что библиотекарь знает в лицо всех пишущих авторов, а вот она понятия не имеет, как его зовут.
Она краснеет, глядя ему вслед, и проклинает себя за то, что ведет себя как упрямый подросток, а его — за нежелание помочь. Проклинает Мелиссу — из-за ее выговора она не может даже спокойно пообедать с приятелем, а ведь день так хорошо начинался. Джон ушел только в девять: поезд из Сомерсета прибывает в четверть одиннадцатого, объяснил он, так что торопиться некуда. Она приготовила ему тосты с яичницей — единственное блюдо, которое у нее хорошо получается, — а потом сидела рядом с ним на постели и таскала кусочки у него из тарелки.
До вчерашнего дня Джон оставался у нее на ночь всего один раз, когда они только начинали встречаться. Тогда он сказал ей, что она его приворожила. Нежность и страсть сегодняшней ночи напомнили ей о том времени. Казалось, в свете приближающегося отпуска он стал уделять больше внимания ее чувствам.
Она ничего ему не сказала. За последний год Элли твердо усвоила, что жить нужно здесь и сейчас, научилась растворяться в каждом моменте, отказываясь омрачать его размышлениями о том, чего стоит это кратковременное счастье. Падение, как всегда, неизбежно, но обычно Элли успевает накопить достаточно приятных воспоминаний, чтобы смягчить боль.
Элли стоит на лестнице и вспоминает, как обнаженные, покрытые веснушками руки Джона обнимают ее, как во сне он прижимается щекой к подушке, — идеально, все было просто идеально! Тихий голос внутри шепчет: а вдруг однажды он все-таки задумается о том, что так можно прожить всю жизнь?
На такси до почтового отделения на Лэнгли-стрит совсем близко. Перед тем как уйти из офиса, Элли подходит к секретарю Мелиссы и сообщает в лучших традициях профессионального этикета: «Вот номер моего мобильного, если я вдруг понадоблюсь. Меня не будет около часа».