— Рекламу, — поправляет она.
Оливер продолжал веселиться:
— Видишь, как много нового ты уже узнала!
Они совсем позабыли о своей соседке, и только внезапно прекратившийся храп заставил их оглянуться.
— Я все на свете проспала? — спросила старушка, методично извлекая из сумки очки, пузырек с глазными каплями и коробочку мятных леденцов.
— Скоро приземляемся, — объявила Хедли. — Но вам повезло, что вы спали. Рейс был очень долгий.
— Очень, — подхватил Оливер, и, хотя он отвернулся, Хедли услышала улыбку в его голосе. — Прямо целая вечность.
Старушка замерла, держа очки двумя пальцами и сияя.
— Я же говорила!
Она вновь принялась копаться в сумочке. Хедли отвела глаза, не решаясь встретиться взглядом с Оливером, который попытался заглянуть ей в лицо.
Стюардессы в последний раз шли по салону, напоминая, чтобы пассажиры подняли спинки сидений, убрали сумки и пристегнулись.
— Кажется, мы прилетели на несколько минут раньше, — заметил Оливер. — Если на таможне не будет совсем уж страшной очереди, ты еще можешь успеть. Где свадьба‑то будет?
Хедли снова вытащила из сумки «Нашего общего друга», чтобы извлечь вложенное между страницами приглашение.
— Отель «Кенсингтон Армз», — прочитала она изящную надпись на кремовом картоне. — Звучит шикарно.
Оливер заглянул ей через плечо:
— Это прием. Вот, повыше строчкой: церковь Святого Варнавы.
— Это близко?
— От Хитроу? Не очень. Оттуда все далеко. Успеешь, если поторопишься.
— А твоя церковь где?
Он стиснул зубы:
— Паддингтон.
— Где это?
— Западный Лондон. Я в том районе вырос.
— Как удачно! — сказала Хедли, но Оливер даже не улыбнулся в ответ.
— Мы в эту церковь ходили в детстве. Я там сто лет не был. Меня вечно ругали за то, что я карабкался на статую Девы Марии перед входом.
— Очаровательно!
Хедли снова вложила приглашение в книгу и с такой силой захлопнула ее, что Оливер вздрогнул.
— Все еще хочешь ее вернуть?
— Не знаю, — честно призналась Хедли. — Наверное.
Помолчав, Оливер продолжил:
— Может, хотя бы подождешь до конца венчания?
Хедли планировала все не так. Она собиралась подойти к отцу прямо перед самой церемонией и со злым торжеством швырнуть книгу ему в лицо. Это была единственная вещь, которую он ей дал после своего ухода. Именно дал, из рук в руки, а не прислал по почте на день рождения или на Рождество. Вернуть подарок точно так же, своими руками, было бы приятно. Если уж заставил ее присутствовать на этой дурацкой свадьбе, получай!
Но Оливер смотрел на нее ужасно серьезно, и Хедли, невольно смутившись, ответила дрогнувшим голосом:
— Я подумаю. — И прибавила: — Может, я и так опоздаю к началу.
Машинально выглянув в иллюминатор — проверить, долго ли еще осталось, — Хедли с трудом подавила в себе приступ паники. Не столько из‑за самого приземления, сколько из‑за всего, что с ним должно начаться и закончиться. Земля стремительно приближалась, и все, что раньше представлялось какими‑то неясными пятнами, внезапно приобрело четкие очертания: церквушки, живые изгороди, придорожные закусочные, даже овцы на лугу. Хедли намертво вцепилась в ремень безопасности, как будто посадка для нее была равносильна крушению самолета.
А самолет коснулся земли, подскочил раз, другой и, достигнув сцепления с полосой, помчался вперед под шум ветра и рев моторов, словно пробка, выскочившая из бутылки. Хедли почудилось, что эту махину вообще невозможно остановить. Но самолет, конечно, когда‑нибудь остановится, и тогда наступит тишина. Пролетев за семь часов около восьмисот километров, они катились по взлетно‑посадочной полосе со скоростью садовой тачки.
Дорожки разбегались и перекрещивались гигантским лабиринтом и наконец сливались в единое асфальтированное пространство, по которому тянулись ряды самолетов, кое‑где торчали радиовышки и под низким, пасмурным небом громоздилось здание терминала. «Вот он какой, Лондон», — подумала Хедли. Она словно приклеилась к иллюминатору, почему‑то не решаясь обернуться и посмотреть на Оливера.
Навстречу выдвинулся посадочный «рукав». Самолет изящно подкатил к нему и чуть вздрогнул при контакте. Выключились моторы, с легким звяканьем отстегивались ремни безопасности, а Хедли так и сидела не шевелясь. Пассажиры начали вставать, собирать багаж. Оливер, подождав немного, тронул ее за плечо. Хедли быстро обернулась.
— Готова?
Она покачала головой совсем чуть‑чуть, но он заметил и улыбнулся.
— Я тоже, — признался Оливер, вставая.
Перед тем как выбраться в проход, он вынул из кармана сиреневую банкноту и положил на сиденье кресла, в котором провел семь часов. Бумажка потерялась на фоне пестрой ткани.
— Зачем? — поинтересовалась Хедли.
— За виски, помнишь?
— А, точно… — Хедли посмотрела на банкноту повнимательнее. — Только вряд ли это стоит двадцать фунтов.
Оливер пожал плечами:
— Наценка за воровство.
— А если ее кто‑нибудь заберет?
Оливер, нагнувшись, уложил поверх банкноты свободные концы ремня безопасности, потом выпрямился и оценивающе оглядел итог своих трудов.
— Вот так. Безопасность прежде всего!
Старенькая соседка мелкими, птичьими шажками уже выбиралась в проход и, запрокинув голову, нерешительно смотрела на багажную полку. Оливер бросился помогать — снял с полки потрепанный чемодан и, не обращая внимания на толпящихся сзади пассажиров, терпеливо стал ждать, пока старушка разберется со своим имуществом.
— Спасибо! Такой хороший мальчик!
Старушка, сделав шаг, вдруг остановилась, словно что‑то забыла. Оглянувшись, она обратилась к Оливеру:
— Ты напоминаешь мне моего мужа.
Он смущенно замотал головой, но старушка уже снова повернулась к выходу, часто‑часто переступая ногами, словно минутная стрелка на циферблате часов. Достигнув нужного ей направления, она начала двигаться вперед, чуть‑чуть подволакивая ноги. Хедли с Оливером смотрели ей вслед.
— Надеюсь, это был комплимент, — произнес Оливер.
— Они женаты пятьдесят два года, — напомнила Хедли, доставая чемодан.
Оливер искоса посмотрел на нее.
— Ты же вроде не особо уважаешь брак?
— Не особо, — подтвердила она.
Выйдя из самолета, Оливер нагнал Хедли. Они шли рядом и молчали. Момент прощания неумолимо приближался, словно идущий полным ходом товарняк. Хедли впервые за все это время испытала неловкость. Оливер, вытягивая шею, разглядывал указатели. Мысленно он был уже не здесь. Так всегда бывает с самолетами. Несколько часов сидишь с кем‑то бок о бок. Рассказываешь о себе, о каких‑нибудь забавных случаях из своей жизни, может быть, даже шутишь. Обсуждаешь погоду и кошмарную кормежку. Чуть позже слушаешь, как храпит твой сосед. А потом вы прощаетесь.