Book.

Обратная дорога показалась мне значительно длиннее. Тагаев что-то бормотал под нос, я прислу­шалась и поняла, что он считает, шаги, должно быть. Замер, ощупал стену, и мы свернули направо.

– Дышать совершенно нечем, – пожаловалась я.

– Потерпи.

– А я что делаю?

Вскоре выяснилось, что мы сбились с пути, по­тому что впереди тоже был тупик. Тагаев щелкнул зажигалкой, я уставилась вверх, чтобы не видеть, что творится под ногами.

– Туда, – кивнул он и потянул меня за руку.

И тут грохнул выстрел. Под низкими сводами он был подобен пушечному, я вскрикнула от не­ожиданности и заткнула уши, что-то больно задело мне руку. Я прижалась к стене, едва устояв на ногах, а Тагаев уже тащил меня в сторону.

– Они там, – крикнул кто-то, раздался топот чьих-то ног. Мы побежали в темноте. “Если впереди тупик, нам конец”, – с тоской подумала я. Под ногами теперь была вода, и со стен капало. Тагаев чер­тыхнулся и шепнул:

– Пригнись.

Дальше передвигаться пришлось согнувшись. Меня мутило, и противно кружилась голова. Если мы через минуту не выберемся отсюда, я, скорее всего, останусь здесь навсегда. Я обо что-то задела плечом, застонала и в тот же миг поняла, что торчащая из сте­ны железяка – скоба. Так и есть: одна, вторая, третья…

– Иди сюда, – позвала я.

– Что? – Его руки тоже нащупали скобу. – Над нами люк, – шепнул он. – Давай наверх. – И ле­гонько подтолкнул меня. Я полезла, удивляясь, что левая рука немеет и не слушается. Тагаев, обхватив меня одной рукой за плечи, принялся шарить над моей головой, нащупывая люк. Я сдвинулась в сто­рону, чтобы ему было удобней, люк со скрежетом приподнялся, и я увидела свет. Серую мглу над го­ловой назвать так можно было, лишь обладая изряд­ным воображением, но и от нее после тьмы кро­мешной я на секунду зажмурилась. Тагаев легко вы­пихнул меня наверх и выбрался сам. В трех шагах от нас ошалело замерла компания подростков.

– Привет, – брякнула я, оглядываясь.

Мы были на Соборной площади, всего в несколь­ких сотнях метров от того места, где я оставила ма­шину, хотя казалось, что прошли подземными лаби­ринтами никак не меньше десятка километров. Мо­жет, так оно и было. Тагаев ногой вернул люк на его законное место и потянул меня в сторону парка. Все правильно, Соборная площадь – это центр города, обычно здесь дежурит патрульная машина, и на на­ше неожиданное появление могли обратить внимание. Опять же, враги не дремлют.

Мы свернули в ближайший двор. Тагаев, повер­нувшись ко мне, вдруг спросил:

– Что с рукой?

Я перевела взгляд на свою левую руку, которая давно уже беспокоила меня. Рукав промок насквозь, но не от воды, он весь набряк от крови.

– Черт знает, задела где-то.

Он окинул взглядом двор с детской площадкой посередине.

– Устройся в домике, дай мне ключи, я пойду за машиной.

– Идем вместе.

– Нет. Ее могли обнаружить.

– С чего бы им догадаться, что это я с тобой по канализации болтаюсь?

– С того, что соображают они иногда неплохо. Жди здесь, если все нормально, вернусь через пять минут. Если вдруг кто-то появится, вызывай мен­тов.

Он еще раз покосился на мою руку и побежал со двора, а я полезла в домик на детской площадке. Поначалу на свежем воздухе я почувствовала себя лучше, но теперь тошнота лишь усилилась, меня кло­нило в сон. Я ощупала руку, крови из меня выли­лось немало. Выходит, эти придурки меня подстрелили, ведь от удара бывают синяки, а не кровавые раны.

Не успела я себя пожалеть по-настоящему, как во дворе появился “Феррари”, и я побежала к нему. Двор был проходной, и мы выехали на проспект, не разворачиваясь.

– Все в порядке? – спросила я на всякий слу­чай.

– Какой уж тут порядок… Ты как себя чувству­ешь?

– Нормально. Куда ты едешь? – удивилась я, сообразив, что от моего дома мы удаляемся.

– В больницу. Надо показать тебя врачу.

– Ты спятил. Огнестрельную рану придется как-то объяснять.

– Придумаешь что-нибудь. Главное, чтобы по­могли, а там…

– Не дури. Поворачивай к дому.

– Я отвезу тебя в больницу, а с этим делом раз­берусь сам. Рисковать нам обоим нет смысла. Най­ду, где укрыться. Тебя не тронут.

– Вот именно. Лучше, чем моя квартира, ты не найдешь убежища. С рукой вряд ли что серьезное. Давай для начала посмотрим, может, справимся сами.

– Сами пулю вытащим?

– Сомневаюсь, что она там.

Он внимательно посмотрел на меня и притор­мозил, быстро снял рубашку, оторвал рукав и пере­тянул мне руку поверх ветровки.

Через полчаса мы въезжали в мой гараж. Если честно, даже выйти из машины оказалось нелегко. Тагаев смотрел на меня настороженно, точно ожидал, что я в любой момент скончаюсь.

– От такой раны не умирают, – не выдержала я.

– У тебя губы синие, – осчастливил он. – И ли­цо белее мела.

– Это точно перед смертью, – согласилась я, но не возражала, когда он помог мне подняться в холл.

– Куда?

– В ванную. Надо промыть рану.

Сев на край ванны, я почувствовала себя немно­го лучше, хотя колени противно дрожали. Тагаев помог мне стянуть ветровку.

– Черт, кровищи-то сколько, – буркнул он. – Надо бы врача… – Но сам он действовал не хуже любого медика.

Через несколько минут я могла лицезреть свое боевое ранение. Зрелище малоприятное, но вполне переносимое. Тагаев осторожно ощупал руку.

– Кость не задета. Надо зашивать, так не затя­нется, и вообще… с такими вещами не шутят, может быть заражение.

– Всегда надо верить в лучшее, – отмахнулась я. Он продолжил врачевание и вскоре наложил по­вязку.

– Воняет-то как, – вздохнула я.

– Чего удивляться, если мы весь вечер протор­чали в канализации.

– Не худо бы душ принять.

– Я тебе помогу, – вызвался он.

Вот уж счастья привалило. Однако мысль о кры­сах, с которыми я недавно общалась, сделала меня гораздо покладистее. Повязку мы обмотали целло­фановым пакетом, а я убедилась, что стаскивать джинсы одной рукой – дело нелегкое.