Последняя пелена представляла собой широкий кусок материи, длина которого равнялась длине тела. Когда ее сняли, перед нашими глазами возникла расточительно широкая мантия из белого полотна, покрывавшего тело от шеи до ступней.
И какое прекрасное полотно! Мы все нагнулись, чтобы получше рассмотреть его.
Маргарет забыла о своих переживаниях, проявляя чисто женский интерес к прекрасной ткани. Впрочем, все остальные тоже смотрели на мантию с восхищением: ведь такое полотно никогда не видели глаза человека из нашего века, было такое же тонкое, как тончайший шелк, и ложилось столь же великолепными складками, хотя несколько смялось под верхними слоями ткани, упеленывавшими мумию, и затвердело за прошедшие тысячи лет.
Вокруг шеи мантия была искусно расшита чистым золотом с крошечными вплетениями веточек смоковницы, а вокруг ступней, при такой же вышивке, были уложены бесконечные ветки лотоса неравной длины, со всей беспорядочной прелестью натуральных растений.
Поверх мантии, не окружая тело, лежал пояс из драгоценных камней. Удивительный пояс, сверкавший и мерцавший всеми цветами небес!
Пряжкой для пояса служил огромный камень желтого цвета, круглой формы по внешней границе, глубокий и изогнутый, как если бы это был глобус, запрессованный в оправу. Он сиял и мерцал, как будто внутри него находилось настоящее солнце: лучи его света, казалось, вырывались наружу и освещали все вокруг. По бокам от него были укреплены два огромных лунных камня меньшего размера, их мерцание, рядом с сиянием солнечного камня, было подобно серебристому сиянию лунного света.
Кроме того, на каждой стороне, соединенные золотыми застежками, великолепной формы, струились нити сверкающих драгоценных камней, из которых, казалось, исходил самостоятельный свет. Каждый из этих камней как будто заключал в себе живую звезду, которая сверкала изменчивым светом.
Маргарет в экстазе всплеснула руками. Она нагнулась над столом, чтобы рассмотреть все повнимательней, но вдруг отклонилась назад, полностью выпрямившись во весь свой довольно высокий рост. Когда она заговорила, в ее голосе звучала убежденность абсолютного знания:
– Это не похоронный наряд! Он не мог быть изготовлен для обряжения мертвых! Это – свадебный наряд!
Мистер Трелони наклонился и дотронулся до полотна мантии. Он приподнял складку возле шеи, и я догадался по его внезапному вздоху, что его что-то удивило. Он приподнял складку еще выше, затем тоже выпрямился и, указывая вниз, сказал:
– Маргарет права! Это платье не следовало надевать на мертвое тело. Посмотрите! Ее тело не одето в эту мантию. Она просто лежит поверх ее тела.
Он приподнял нить драгоценных камней и передал ее Маргарет. Затем обеими руками приподнял роскошную мантию и положил поперек ее рук, которые она распростерла в порыве неодержимого восторга. Предметы такой прелести были слишком редкостны, чтобы прикасаться к ним без величайшего уважения и восторга.
Все мы стояли, потрясенные прелестью фигуры, которая лежала перед нами совершенно обнаженная, за исключением прикрытой пеленами головы. Мистер Трелони вновь наклонился и руками, слегка дрожащими от волнения, поднял эту пелену, которая была изготовлена из такого же полотна, что и сама мантия. Когда он отступил от стола и перед нами предстала вся прославленная красота Царицы, я почувствовал, как меня окатила волна стыда. Было несправедливо, что мы все присутствовали здесь, глядя равнодушными глазами на такую несравненную красоту: это было недостойное деяние, это было почти святотатство. Белоснежное чудо этой великолепной формы было самим воплощением мечты о прекрасном. Это вовсе не походило на смерть: она была как статуя, вырезанная из слоновой кости рукой Праксителя. Не было никакого усыхания, которое смерть устраивает телу умершего с самого первого момента угасания жизни. Не было видно никаких окаменевших морщин, которые, казалось, должны были представлять главную особенность для большинства мумий. Не было заметно ни малейшего размягчения тела, высушенного в песке, какие я наблюдал раньше, разглядывая мумии, выставленные в музее. Все поры тела, казалось, сохранились в совершенно идеальном виде. Плоть была наполненной и округленной, как у живого человека, а кожа гладкой, как бархат. Цвет тела казался самим совершенством. Он напоминал цвет слоновой кости, молодой кости, везде, за исключением того места, где правая рука с разможженной, забрызганной кровью кистью без исчезнувшей ладони пролежала обнаженная в саркофаге в течение нескольких десятков веков.
С чисто женским импульсивным жестом, с опущенными от жалости углами губ, с глазами, сверкающими от гнева, и разгоряченными щеками, Маргарет накинула на тело прекрасную мантию, закрыв изуродованную руку. Оставалось видным только лицо. Оно было еще восхитительнее, чем ее тело, потому что производило впечатление одухотворенного и живого. Глаза были закрыты, но длинные, черные, загибающиеся вверх ресницы лежали веером на ее щеках. Ноздри, имеющие гордую, благородную форму, казалось, были столь спокойны, что их покой, когда такой видишь в жизни, кажется более абсолютным, чем тот, который приносит смерть. Полные, красные губы, хотя рот и не открыт, приоткрывали тончайшую линию жемчужных зубов внутри. Ее волосы необычайной густоты, черные и блестящие, как вороново крыло, были приподняты большими прядями над белоснежным лбом, из них выбивалось несколько легких локонов. Я был потрясен ее сходством с Маргарет, хотя уже был подготовлен к нему словами мистера Корбека, цитировавшего к ее отца. Эта женщина – я не мог говорить о ней как о мумии или трупе – была воплощением образа Маргарет, когда я впервые ее увидел. Сходство увеличивалось украшением из драгоценных камней, которое она носила в своих волосах, «Диск и Пламя», такое же, какое было на голове Маргарет. Это тоже была великолепная драгоценность; одна благородная жемчужина с лунным блеском, окруженная кусками лунного камня с гравировкой.
Мистер Трелони выглядел так, как будто у него вовсе не оставалось физических сил. Он был совершенно разбит. И когда Маргарет, успокаивая, обняла его обеими руками, я услышал, как он прошептал совершенно обессиленным голосом:
– Она выглядит так, будто это ты умерла, мое дитя!
Воцарилось длительное молчание. Я слышал, несмотря на рев ветра, перешедшего в бурю, неистовое биение волн о скалы далеко внизу. Голос мистера Трелони обратился в заклинания:
– Позже мы сможем попытаться исследовать процесс бальзамирования. Он совсем не похож на те, которые мне доводилось изучить. Кажется, нет надрезов для извлечения связок и внутренних органов, которые, видимо, остались нетронутыми. Кроме того, ткани тела совсем не содержат влаги, но влага заменена чем-то другим, как будто воск или стеарин каким-то очень точным методом ввели через вены. Я думаю, не был ли это парафин, потому что к тому времени они могли знать кое-что о парафине. Посредством какого-то процесса, о котором мы пока не имеем никакого представления, они могли закачать его в вены, где он и отвердел!
Маргарет, накрыв тело Царицы небольшой белой простыней, попросила нас перенести его в свою собственную комнату. Затем она попросила нас удалиться, говоря: