— Могу себе представить, — говорю я, глядя на него. Мне кажется, что он верит мне, и продолжает рассказ:
— Я уже совсем запутался, и мне было на это наплевать. Я делал все возможное и невозможное, чтобы забыть про мертвых детишек. Пил, шлялся по бабам. Но продолжал видеть их во сне. И тут я познакомился с Реней Паркер.
На его лице появляется улыбка. Привет от молодого Дона Роулингса.
— Я встретился с ней, когда убили ее дружка. Он был мелким наркоторговцем, вывел из себя не того человека. Она занималась стриптизом и только-только начала завоевывать популярность. Такое встречается сплошь и рядом, и вы быстро привыкаете списывать таких по-быстрому. Но Реней чем-то отличалась. Что-то в ней было под всей этой мишурой. — Он поднимает глаза. — Я знаю, о чем вы думаете. Коп, стриптизерша, конец истории. Но все было по-другому. Разумеется, тело у нее было великолепное. Но я смотрел на нее другими глазами. Я увидел ее и подумал, что, может быть, это мой шанс сделать что-то хорошее. Заплатить за ребятишек.
Я узнал про нее все. Поехала в Лос-Анджелес, чтобы стать актрисой, а закончила танцами без лифчика, чтобы прокормиться. Встретила подонка, который сказал: «Эй, попробуй вот это, ты не подсядешь». Ничего оригинального. Но в ней самой было что-то особенное. Отчаяние в глазах. Как будто она висит на кромке обрыва.
Я взялся за нее, устроил в реабилитационную клинику. В свободное время навещал ее. Держал ей таз, когда ее рвало. Говорил с ней. Ободрял. Иногда мы говорили всю ночь напролет. И знаете что? Она была первой женщиной-другом для меня. — Он смотрит на меня. — Вы понимаете, что я хочу сказать? Ведь я всегда был шовинистом. Считал, что женщины годятся только для женитьбы и траханья.
— Мне довелось с такими встречаться, — говорю я.
— Ну, так то был я. Но эта двадцатилетняя девушка, она стала моим другом. Я не думал о том, чтобы переспать с ней, и не собирался на ней жениться. Я всего лишь хотел, чтобы с ней было все в порядке. Больше мне ничего не было нужно. — Он закусывает губу. — Понимаете, я был хорошим детективом. Обычно мне удавалось поймать преступника. Я ни разу не ударил женщину. У меня были принципы, правильные и не очень. На самом деле я никогда не был порядочным человеком. Вы понимаете разницу?
— Конечно.
— Но с Реней я вел себя порядочно. Бескорыстно. — Он проводит ладонью по волосам. — Она все выдержала и выписалась из клиники. Одна из немногих, кому это удалось. Я одолжил ей денег, и она купила себе квартиру. Начала работать. Через несколько месяцев она даже пошла в вечернюю школу. Занималась на драматических курсах. Говорила, что, если актрисы из нее не выйдет, она всегда может работать официанткой, но пока она не готова отказаться от своей мечты.
Мы с ней иногда ходили куда-нибудь по вечерам. В кино. Всегда как друзья. Мне никогда не надо было ничего другого. В первый раз мне было важнее иметь подругу, чем мягкую задницу. И самое главное: ребятишки исчезли. Я бросил пить, помирился с женой.
Он замолкает, и я знаю почему. Я снова слышу шум приближающегося фантомного поезда. Реней Паркер, спасаясь от самой себя, была убита самым ужасным образом. Единственное, чего я до сих пор не знаю, — как ее смерть повлияла на людей вокруг нее.
Для Дона Роулингса это был момент, когда фортуна повернулась к нему спиной и отбросила его назад, во тьму. Туда, откуда к нему приходили убитые ребятишки.
— Мне позвонили в четыре утра. Не знал, о ком идет речь, пока туда не приехал. — Его глаза кажутся глазами призрака в тумане. Призрака, воющего, обреченного бродить вечно. — Он жег ее от души. Медики потом насчитали на ней более пятисот ожогов от сигарет. Полтыщи! И ни одного смертельного. — Его рука, лежащая на столе, дрожит. — Но худшее он сделал напоследок. Он разрезал ее, вынул некоторые органы и оставил их рядом с телом. Просто бросил на бетон, чтобы они гнили вместе с ней.
Тяжело вспоминать это ощущение. То, что я почувствовал, когда ее там увидел. Вот что я помню — это как один из полицейских в форме сказал, глядя вниз на нее: «А, я ее видел. Это стриптизерша, она работала в „Тендерлойне“. Великолепные сиськи». Ему достаточно было этих фактов. Он посмотрел на Реней, вспомнил ее сиськи и приклеил ей ярлык. Для него она была не человеческим существом, не умной молодой женщиной, которая пыталась направить свою жизнь по новому пути, а простой стриптизершей. — Он проводит пальцем по царапинам на столе. — Им пришлось оттаскивать меня от него. Но не в этом дело. Вы не поверите, этот гад несколько лет спустя достал ее досье, в пункте «профессия» замазал слово «официантка» и написал «стриптизерша/проститутка».
Я ужасаюсь. Роулингс это замечает и кивает:
— Можете мне поверить. — Вздох. — Короче, я не стал распространяться о моих с ней отношениях, поэтому мне поручили расследование. Я хотел поймать убийцу. Я должен был это сделать. Но он оказался хитрым. Никаких отпечатков пальцев, абсолютно ничего. Тогда еще не брали анализы на ДНК. — Он пожимает плечами. — Я пошел обычным путем, делал то, что обычно делается при отсутствии физических улик.
— Выяснили круг знакомств, — говорю я.
— Верно. В средней школе она познакомилась с парнем. Они пару недель встречались. Симпатичный, звали его Питер Коннолли. Но я с первого взгляда понял, что с ним не все в порядке. Он вел себя на допросе так, будто надо мной насмехался. Как будто он сумел что-то от меня скрыть. Мне пришло в голову показать его фотографию в том заведении, где она работала. И разумеется, многие его вспомнили. И приходил он всегда тогда, когда выступала Реней. Дальше — больше. Выяснилось, что у Питера небольшая проблема с наркотиками. И он посещал реабилитационный центр. Догадываетесь? В то же самое время и в том же месте, где была Реней. Я навострил уши. Как только я узнал, что он записался в колледж всего лишь через неделю после нее, я понял, что я нашел своего парня.
Он замолкает и долго ничего не говорит.
— Догадываюсь, что случилось потом, Дон, — мягко говорю я. — Никаких улик, верно? Вы не могли привязать его к убийству. Конечно, он бывал в клубе, в реабилитационном центре, в колледже. Но все это можно объяснить.
Он коротко и печально кивает:
— Именно. Мне хватило доказательств, чтобы получить ордер на обыск в его квартире. Но мы там ничего не обнаружили. Ни черта. И прошлое у него было чистое. — Он удрученно смотрит на меня: — Я знал, но ничего не мог доказать. Да и других убийств не было. Время шло, и он уехал. Я снова стал видеть эти сны. Иногда ребятишек, но чаще Реней.
Никто из присутствующих уже не чувствует превосходства над Доном Роулингсом. Мы знаем, что такие периоды бывают у всех. Когда не можешь согнуться, не сломавшись. Он уже не кажется нам жалким и слабым. Наоборот, мы видим в нем жертву.
Тот, кто сказал: «Время лечит», не был копом.
— Мы приехали, — говорю я в полной тишине, — потому что принцип действия преступника, которого мы разыскиваем, совпадает с «почерком» того, кто разделался с Реней Паркер. Он снова убивает. — Я наклоняюсь вперед. — Выслушав вас, я пришла к выводу, что ваш убийца и наш — одно и то же лицо.