— Почему он не тронул мальчика? — поинтересовался Барри.
— Он стал уже не важен для убийцы или был слишком важен для него. Одно из двух.
Келли осторожно подошла к кровати, внимательно осмотрела тела и перевела взгляд на исписанную кровью стену.
— Что ты видишь? — спросила я.
— Яремную вену у всех троих он не тронул. Судя по цвету кожи, убийца выпустил им всю кровь, но сделал это раньше, чем распотрошил тела.
— Почему ты так решила? — подал голос Барри.
— Недостаточно крови в брюшной полости и на видимых органах. Главный вопрос в другом: где остальная кровь? Пусть одного он убил внизу, в гостиной. А остальных? — Жестом Келли обвела комнату. — Кровь здесь в основном на стенах; есть несколько клякс на ковре, но этого недостаточно. Одеяла и простыни испачканы кровью, не спорю, но лишь слегка, — сказала она, покачав головой. — Горло он резал им явно не здесь.
— Я тоже обратила на это внимание, — откликнулась я. — Он выпустил им кровь где-то в другом месте. Где?
Через мгновение, не сговариваясь, мы уставились на маленький коридорчик, ведущий из спальни в ванную комнату. Не сказав ни слова, я двинулась туда, Барри и Келли — за мной.
Все стало ясно, когда мы вошли.
— Ну, — мрачно сказал Барри, — вот вам и объяснение в лучшем виде.
Огромная ванна, созданная для неги и расслабления, более чем на четверть была заполнена свернувшейся кровью.
— Он выпустил им кровь в ванной, — пробормотала я и указала на две порыжевшие кляксы на ковре. — Потом вытащил их оттуда и положил рядышком на кровать.
Мой мозг лихорадочно работал, и я еще острее ощутила взаимосвязь недавних событий.
Я молча прошла в спальню и тщательно осмотрела запястья и щиколотки супругов Кингсли. Келли и Барри удивленно уставились на меня.
Я показала на трупы.
— Ни единого следа, ни на щиколотках, ни на запястьях! У нас двое взрослых. Их заставили раздеться донага, положили в ванну одного за другим, перерезали им горло и выпустили кровь. — Как такое могло произойти?
— Понимаю, о чем ты, — сказал Барри. — Они должны были сопротивляться. Как убийце это удалось? Вряд ли он бросил что-то вроде: «Сиди и жди своей очереди» — и ему подчинились.
— Принцип Оккама, закон минимума допущений, — ответила я. — Самый простой ответ: они не сопротивлялись.
Сбитый с толку, Барри нахмурился, затем лицо его прояснилось, и он согласно кивнул:
— Ты права, они были без сознания. Может, под воздействием наркотиков? — Он снова сделал запись в блокноте. — Я скажу, чтобы проверили при вскрытии.
— Понимаешь, — я покачала головой, — если это так, значит, убийце нужно было перенести три трупа, а один из них еще и поднять на второй этаж. Как ты думаешь, Барри, какого роста мистер Кингсли? Футов шесть?
— Шесть или шесть с небольшим, — кивнул он, — и вес у него очень приличный.
Я даже присвистнула. «И он должен был втащить одурманенного Кингсли в ванную…»
Я снова покачала головой:
— Значит, убийца высокий или очень сильный или и то и другое вместе.
— Ну разумеется, — кивнул Барри, — не лилипута же мы ищем.
— Их могло быть и двое, — сказала Келли, скользнув по мне взглядом. — Мы уже сталкивались с такими убийствами.
«Она права. Партнерство в подобных делах не такой уж редкий случай. Моя команда не раз отлавливала подобных извращенцев».
— У нас нет очевидных улик, говорящих о сексуальном насилии, — заметил Барри. — Но это еще ничего не значит. Все разъяснится только после экспертизы.
— Скажи, чтобы мальчика проверили первым, — попросила я.
Барри удивленно поднял бровь.
— Его не потрошили, — показала я на тело Майкла. — Он чистый. Мне кажется, убийца вымыл его уже после смерти. Похоже, он его даже причесал. Может, здесь и не было ничего сексуального, но что-то все-таки произошло. Он почему-то не испытывал ненависти к мальчику.
— Понятно, — сказал Барри и снова сделал запись.
Я пристально оглядела комнату, изучила кровавые полосы на стене и на потолке. Местами создавалось впечатление, будто художник выплеснул на белый холст банку, доверху наполненную краской. И это еще больше сбивало с толку. Кровавые завитки, символы, полосы. А самое главное — они были везде.
— Кровь и извлеченные внутренние органы, несомненно, что-то значили для мерзавца, — пробормотала я. — У нас есть все основания полагать, что он не мучил своих жертв и что они истекли кровью прежде, чем он распорол им животы. Их боль была ему не важна. Ему нужно было то, что внутри. Особенно кровь.
— Зачем? — спросил Барри.
— Пока не могу сказать. Например, в ритуальных целях. Кровь — это жизнь, ее можно выпить или использовать для предсказания будущего — выбирайте сами. — Я качнула головой. — Странно…
— Ты о чем?
— Все, что я увидела сначала, указывало на дело рук неорганизованного убийцы. Распотрошенные трупы, кровавые художества. Такие преступники действуют хаотично. Они не могут планировать, зацикливаются в какой-то момент и теряют контроль над собой.
— Ну и что?
— Почему же тогда мальчику не выпустили кишки, и почему Сара осталась жива? Здесь что-то не сходится.
Барри задумчиво посмотрел на меня и пожал плечами.
— Пойдем-ка в ее комнату, — сказал он. — Может, там мы найдем ответ.
— Вот это да! — воскликнула Келли.
И было от чего.
Первое, что нам бросилось в глаза, — слова, написанные на белой стене рядом с кроватью.
— Кровь? — спросил Барри.
— Да, — подтвердила Келли.
Буквы были огромными, гневными. В каждой их черточке проглядывала клокочущая ненависть: «Пристанище боли».
— Что, черт возьми, это означает? — раздраженно спросил Барри.
— Не знаю, — ответила я. — Но послание так же важно для убийцы, как кровь и извлеченные внутренности.
— Интересно, почему он написал это в спальне Сары? — спросила Келли.
— Да уж, загадка на загадке сидит и загадкой погоняет, — проворчал Барри. — Нет чтобы написать что-нибудь полезное, например: «Привет! Вы всегда сможете меня найти по адресу: Оук-стрит, дом 222. Признаю себя виновным».
Вторая причина, заставившая Келли так бурно отреагировать, была в оформлении комнаты. На меня невольно нахлынули воспоминания о девчачьей, полной безделушек спальне Алексы, в дверях которой я вот так же стояла сегодня утром. Комната Сары была ее полной противоположностью. На полу черный ковер. Окна наглухо зашторены черными занавесками. На двуспальной кровати с пологом, застеленной черным постельным бельем, лежало стеганое ватное одеяло — тоже черного цвета. И все это резко выделялось на фоне белоснежной стены. Сама комната была слишком большой для ребенка. Чуть ли не вполовину больше стандартной детской комнаты в большинстве домов, где-то десять на пятнадцать. Несмотря на огромную кровать, комод с зеркалом, маленький компьютерный стол, книжную полку над ним и, наконец, журнальный столик с выдвижными ящичками, расположенный напротив кровати, в центре комнаты оставалось еще много свободного места, однако толку от него не было. Комната выглядела пустой и заброшенной.