— Хорошо, Сара. Когда мы найдем убийцу, это поможет нам его опознать.
— Угу, — безразлично кивнула девочка.
— Итак, он разделся, а что потом?
— Он возбудился.
— Ты имеешь в виду эрекцию?
— Да.
Я закусила губу, прежде чем задала вопрос, которого страшилась:
— Он… прикасался к тебе?
— Нет, он никогда не трахал меня и даже не пытался.
— Что же он сделал?
— Он достал наручники из заднего кармана брюк и говорит: «Вот и гарантия, что ты не убежишь и не помешаешь мне заняться делом». Сначала он сковал мне руки за спиной, а потом надел наручники на ноги, отнес в спальню и посадил там на пол. Я не сопротивлялась.
— Продолжай.
— Он спустился в кухню и вернулся с большой кастрюлей.
— С кастрюлей для еды?
— Да. Он зачерпнул из ванны крови, а потом… — Сара пожала плечами. — Вы видели спальню? Незнакомец устроил себе маленький праздник. Забрызгивал стены и пальцем рисовал свои ужасные рисунки.
— И сколько это длилось?
— Понятия не имею. Когда он закончил, кровь была везде. И сам он был весь в крови. Господи, его прямо распирало от гордости! — воскликнула Сара, скорчив презрительную гримасу. — Потом на секунду он встал напротив окна и посмотрел на улицу. «Замечательный день, — сказал он. — Божественный!» Затем открыл окно и так и стоял, голый и весь в крови.
— Потом он отправился в бассейн?
Сара кивнула.
— Он оставил меня на полу, вышел из спальни, и через несколько минут я услышала, как он плещется в бассейне.
Она взглянула мне в лицо.
— К тому времени у меня все плыло перед глазами. То слабей, то сильней. Мне казалось, что я схожу с ума.
«А кто бы не сошел?»
— Я не знаю, сколько прошло времени, — вздохнула Сара. — Только помню, как лежала, то засыпая, то вновь просыпаясь, но это не было похоже на сон… скорее, на обморок. Я снова и снова теряла сознание… В одно из моих пробуждений Незнакомец вернулся. — Сара задрожала. — Он опять был чистый, стоял и смотрел на меня сверху вниз. Я вновь потеряла сознание. Когда я пришла в себя, я по-прежнему находилась в спальне, а он уже был одет и держал кастрюлю. «Здесь немножко, — сказал он и полил кровью ковер. — И там чуть-чуть», — и отправился во двор и выплеснул оставшуюся кровь в бассейн.
— Ты не знаешь, зачем он это сделал? — спросила я.
И вновь Сара одарила меня тяжелым и слишком взрослым взглядом.
— Думаю… он считал это правильным. Как рисование. То пятно на ковре и вода в бассейне — они требовали еще больше красного, чтобы стать поистине правильными.
Минуту я пристально смотрела на нее.
— Логично, — ответила я, закашлявшись. — И что случилось потом?
— Он уселся напротив, держа в руках камеру, и направил ее на меня. «Ты, ангел мой болезный, побывала во многих ипостасях — сиротки, обманщицы, шлюхи. А теперь ты убийца. Ты только что убила человека. Подумай об этом». Он замолчал и просто наводил камеру на мое лицо, записывал. Я не знаю, сколько это длилось. Я была не в себе. Он снял с меня наручники и сказал, что уходит. «Цель близка, Сара. Мы почти в конце нашего путешествия. Помни: ты ни в чем не виновата. Твоя боль — это мое правосудие». А потом он ушел. Какое-то время я бродила по комнате. Все потемнело у меня перед глазами… Следующее, что я помню, — как разговаривала с вами в спальне.
— Ты не помнишь, как требовала меня позвать?
— Нет.
— А почему ты это сделала? — спросила я, склонив голову набок.
Сара внимательно посмотрела на меня своими серьезными глазами и на мгновение стала похожа на Бонни.
— С тех пор как мне исполнилось шесть лет, этот человек часто появляется в моей жизни и забирает всех, кого я люблю. Но никто не верит в его существование. — Ее глаза блуждали по моему лицу. Вот они остановились на шрамах. — Я читала о том, что с вами произошло, и подумала: «Может, она мне поверит». Ведь вы знаете, каково потерять всех. Помнить об этом каждый день и постоянно задаваться вопросом, стоит ли жить или лучше умереть. — Сара замолчала. — Несколько месяцев назад я завела дневник и все туда записала. Все как было. Каждую мерзость. Я собиралась найти способ связаться с вами, чтобы отдать дневник, — сказала она, уныло пожав плечами. — Я правда хотела.
— Я тебе верю, — улыбнулась я. — Сара, он назвал тебя убийцей… ты не верь, это совсем не так! Договорились?
Сара задрожала, затряслась, как в лихорадке, глаза ее расширились, лицо побледнело, а крепко сжатые губы стали белыми как мел.
— Барри, позови медсестру! — встревоженно крикнула я.
— Н-нет, нет! — прошептала Сара и, как бы подчеркивая свои слова, отрицательно закачала головой. Скрестив руки на груди, она вся сжалась в комок и стала раскачиваться взад и вперед.
Я следила за ней, готовая в любую секунду нажать на кнопку вызова врача. Минуты не прошло, как дрожь стала затихать и вскоре исчезла совсем. Лицо опять порозовело.
— Как ты? — спросила я.
— Такое иногда бывает, — на удивление четко ответила Сара, откинув прядь волос со лба. — Как заклокочет ни с того ни с сего, словно что-то заклинило внутри. — Она резко подняла голову, встретила мой взгляд, и я поразилась ясности и силе духа, отраженным в ее глазах. — Со мной почти покончено, вы понимаете? Больше мне нечего добавить. Либо вы найдете и остановите его, либо мне придется делать то, для чего он меня предназначил!
— Для чего он тебя предназначил?
Сара по-прежнему смотрела на меня, но ее взгляд уже утратил силу и казался испуганным.
— Для самоубийства! Больше всего на свете ему нужна я. И если вы не поймаете его, мне придется покончить с собой! Слышите?
Она вновь отвернулась к окну, к солнцу… Я могла бы поспорить с ней или возразить, но поняла, что тогда мы ее точно потеряем.
— Конечно, — ласково сказала я. — Конечно, я тебя слышу.
— И что ты об этом думаешь? — спросил Барри по дороге к стоянке.
Он курил. Жаль, что я не могла последовать его примеру.
— Думаю, что история ужасная, отвратительнейшая.
— Выяснить бы только, не врет ли девчонка, — проворчал Барри.
— А ты как думаешь?
— Я слышал уйму бредовых историй. Но эта вроде на них не похожа.
— Согласна.
— А что ты думаешь об угрозе самоубийства?
— Думаю, слова не пустые.
Больше мне нечего было добавить.
— Что скажешь о нашем маньяке?
— Пока ничего определенного. Только уверена почти на сто процентов, что именно месть — его основной мотив. Он не хотел сам уродовать трупы, вот и заставил Сару. Ему было важнее причинить ей душевную боль, чем самому вскрывать их.