– Я тебе дам два цента.
– Нет, не надо.
– О господи!..
Ощущая на себе взгляды продавщицы и Розы, Клара ткнула пальцем в мешочек с мраморными шариками.
– А это почем?
– Двадцать пять, милочка. Это вещь дорогая.
– Да возьми аэроплан, какого черта, – сказала Роза.
Она небрежно облокотилась о прилавок. Клара только диву давалась, на нее глядя: можно подумать, будто Роза весь век ходит по таким магазинам.
– А это почем? – Клара наобум, не глядя, ткнула пальцем.
– Милочка, тут настоящие резиновые шины, видишь?
Это стоит дорого.
Клара глотнула – в горле пересохло, лицо горело. И подумала: всю жизнь будет помнить эти минуты – ярко раскрашенные игрушки, десятицентовик, стиснутый в потных пальцах, жалостливую продавщицу, презрение Розы.
– А это? – сказала она. – За это сколько?
– Ровно десять центов, милочка.
Это была маленькая уродливая кукла-голыш. Кларе она совсем не нравилась, но пришлось купить.
– Вот, – сказала она и сунула толстухе монетку. – Я ее возьму.
И в ожидании уставилась на пухлые руки продавщицы. Та проворно сунула куклу в пакетик.
– На, деточка, – сказала она и нагнулась так, чтобы Кларе видно было ее улыбающееся лицо. – Ты к нам скоро опять придешь, правда?
Клара взяла у нее пакетик и выбежала за дверь. На улице она почувствовала, что вся дрожит. Роза выбежала следом.
– Очумела, что ли? – спросила она. – Чего это на тебя нашло?
– Ничего.
– Кой черт ты купила такую дрянь?
– Заткнись.
– Сама заткнись…
– Нет, ты заткнись!
И Клара, точно деревянная, зашагала впереди. Губы ее шевелились, она бы много чего сказала Розе, но им уже случалось драться, ясно, что Роза ее поколотит.
– Надо же, дурочку из себя строит, отребье, вот ты кто, – прошипела Роза.
– Иди ты знаешь куда.
– А у меня пятнадцать центов осталось, мои собственные.
– Ну и подавись.
– Ну и черт с тобой.
Клара остановилась на обочине тротуара. На улице не видно было ни одной машины. Она прижала руку с бумажным пакетом к груди, выставила его напоказ, пускай все видят – она кое-что купила! Роза секунду-другую постояла у нее за спиной, потом Клара обернулась. Девочки нерешительно поглядели друг на друга.
– Пойдем в ту сторону, – сказала Роза.
И показала на боковую улицу. Они пошли рядом, будто никакой размолвки и не бывало. По обе стороны улицы тянулись немощеные пешеходные дорожки, дома казались пустыми. Среди этих домов стояла старая церковь – окна заколочены досками, все вокруг заросло сорной травой.
– Хочу когда-нибудь пойти в церковь, – сказала Клара.
– Я один раз была, тощища. Отец просто храпел.
– Он там заснул?
– Он где хочешь заснет… хоть на работе, коли ему вздумается.
– А мой… – Клара подумала, что бы такое сказать, кое-что вертелось у нее на языке, но про это лучше молчать: ее отец иногда по ночам вовсе не спит, а, спотыкаясь, выходит за дверь и там бродит совсем один и курит. Идет к выходу, спотыкаясь, перешагивает через нее, через братьев, будит ее… он тогда совсем как чужой. И ни слова не скажет.
Девочки шли мимо старых каркасных домов. С одного крыльца на них смотрели две щуплые высохшие старушонки. Клара и Роза опустили глаза, им как-то совестно стало, что сами они такие молодые. Они зашагали быстрей. Солнце припекало, но что за важность. Клара заметила на Розиной нижней губе след помады, и ее кольнула зависть.
– Ладно, дитятко, – сказала Роза. – Хочешь, кой-что покажу?
И вытащила из кармана расческу – пластмассовую красную расческу, такие Клара только что видела в магазине.
– Чего это? – удивилась Клара.
– Это тебе, дурочка.
И Роза протянула ей расческу.
– Откуда она у тебя?
– С бобового поля, дурочка.
Клара удивленно взяла расческу. Но у Розы нашлось и еще кое-что: вторая трубочка губной помады, изукрашенная блестящими ярко-розовыми камушками, и катушка золотых ниток, и целлулоидный аэроплан, и какие-то мягкие разноцветные штучки – Клара таких никогда не видала.
– Чего это? – с жадным любопытством спросила она.
Роза расправила непонятные штуки, они были из резины – голубые, красные, зеленые. Роза прижала одну концом ко рту и стала дуть. Оказалось, это воздушный шар. Клара так расхохоталась, что пришлось зажать poт обеими руками.
– Где ты их взяла?
– Я ж говорю, на бобовом поле. – Роза протянула ей аэроплан. – Разве ты не видала? Такие штуки растут на грядке вместе с бобами.
– Это ты мне?
– Для того пащенка, твоего братца. На, бери.
– Вот спасибо-то…
Роза пожала плечами. Клара, закусив губу, разглядывала аэроплан и расческу. Никак не ждала – такие подарки, просто чудо… Она хотела было расчесать спутанные волосы, но расческа сразу же зацепилась – и ни взад, ни вперед.
Они пошли дальше, взявшись под руки.
– Вот спасибо-то. Роза, ты ужас какая милочка, – сказала Клара.
Роза расхохоталась, как мальчишка.
– Зря я сперва разозлилась, – продолжала Клара. Слушай, а вдруг бы тебя поймали?
– Ну и что?
– Вдруг бы посадили в тюрьму?
– Я так и так влипла, мне уж все равно, – сказала Роза, и углы губ у нее опустились.
– Чего? Как это влипла?
– Скоро узнаешь.
Будто нечаянно они разняли руки. Роза сказала насмешливо:
– Спорим, ты побоишься что-нибудь стащить. – Она немножко покраснела, будто проговорилась, о чем-то и теперь жалеет. – Ты иногда хуже маленькой.
– Охота была, еще в полицию попадешь.
– Черта с два. Наорут на тебя, только и делов.
– А тебя хоть раз поймали?
– Ясно, целых три раза. Ну и что? Ни в какую тюрьму не посадили.
– Страшно было?
– Только первый раз.
– И отцу твоему сказали?
– Ну и что? – огрызнулась Роза.
Клара увидела, что навстречу идут какие-то ребята, и хотела перейти на другую сторону, но Роза не послушала ее. Ребята – трое мальчишек и тощая нескладная девчонка – дали им пройти, а потом заулюлюкали и стали кидаться камнями. Клара и Роза бросились бежать.
– Сволочи, сучье отродье! – обернувшись на бегу, заорала Роза.