Всякий раз, как Лаури ее навещал, она терзалась: а вдруг он уйдет слишком быстро? Не знаешь ни минуты покоя, вечно ему не сидится, вроде еще и сам не успел об этом подумать, а уже вскочил и уходит. Клара все время помнила об этом, со страхом ждала этой минуты и сочиняла разные способы ее оттянуть. Тут надо бы превзойти самое себя.
– Давай пойдем вон туда, – сказала она.
Лаури согласился. Когда приехали, машину он поставил поодаль от моста, на обочине дороги, машина была новая. Теперь они прошли мимо нее молча, будто и не заметили, и начали спускаться по косогору. Когда до ровного места осталось несколько футов, Клара спрыгнула вниз. Спрыгнула, стала прочно, обеими ногами, и толчок отозвался во всем теле. Это была не боль, но что-то дрогнуло в ней, словно от изумления; у нее такое крепкое и такое чуткое тело, а земля такая жесткая, неуступчивая, хоть бы капельку поддалась под ногами. Скользя подошвами, съехал по склону Лаури, в пальцах зажата сигарета, он точно горожанин – будто ему хоть и непривычно лазать по кручам, а отступать не желает.
Они пошли к воде. В июле всюду пропасть разных мурашек, и Клара осторожно ступала по высокой траве.
– Вон как тут красиво, – застенчиво сказала она. Куда лучше, чем на мосту. – Она поглядела наверх, попыталась вообразить, как они с Лаури стоят там, наверху, но ничего не вышло. – Какая река тихая, гладкая… нравится тебе, Лаури?
– Да, славно.
И как будто затем, чтоб нарушить эту тишь да гладь, он подобрал плоский камешек и, размахнувшись, плашмя запустил по воде. Камень подпрыгнул три раза, четыре – и на четвертый потонул.
– Когда был маленький, тоже так кидался?
– Ну ясно.
Клара улыбнулась, как-то не очень верилось, что Лаури когда-то был маленьким. Она тоже подобрала плоский камешек и попробовала бросить, как Лаури, боком вывернув кисть, но камень с громким плеском ушел под воду.
– Девочки так не умеют, – сказал Лаури.
Он пошел дальше, Клара за ним. По берегу вдоль самой воды бежала тропинка, протоптанная рыбаками. Клара и Лаури уходили по ней все дальше от моста. За жужжаньем насекомых Клара слышала тишину, что окутывала всю округу. И ей казалось – она идет сквозь тишину и разрушает ее.
– Лаури, а тебе когда-нибудь бывает одиноко?
– Дудки.
– А ты очень много думаешь?
– Дудки.
Клара засмеялась и взяла его под руку:
– Не можешь ничего другого сказать, одни дудки?
– Я не очень много думаю, – серьезно сказал Лаури. – Но у меня в голове крутится всякое. Обрывки, осколки. Крутятся и жужжат, как осы, и здорово надоедают.
Клара вскинула на него глаза, словно он признался в чем-то очень тайном, сокровенном.
– Но я не расстраиваюсь.
– И я тоже, – сказала Клара.
Лаури засмеялся, и она на ходу прижалась к нему.
– Послушай, – сказала она, – можно я тебя спрошу?
– О чем?
– Как это вышло, что ты сейчас тут со мной?
Лаури пожал плечами.
Клара побежала от него. Спрыгнула на сухое местечко в русле обмелевшей реки.
– Гляди, Лаури!
Из-под выгоревшей травы топорщилась колючая проволока давным-давно поваленной ограды. Взгляд Лаури внятно говорил – ну и что?
– Вот бы узнать, откуда тут что взялось, – сказала Клара. – Интересно ведь, поглядишь на какую-нибудь вещь, хоть на эту штуковину, и думаешь – а где она была раньше? Вон там шина валяется, она от чьего-то велосипеда. А тебе хочется знать, где вещи были, пока не сломались, и откуда они тут?
– Может, и хочется.
– Они упали в воду, их течением принесло… Мне так весело! – внезапно вырвалось у Клары, она была ужасно довольна собой и не могла сдержать радость. – Даже не знаю почему. Мне все нравится, как оно есть. Я люблю на все смотреть…
Жгучие слезы вдруг навернулись ей на глаза. Повыше, на берегу, Лаури тяжело опустился наземь, затянулся сигаретой. На нем были выгоревшие коричневые брюки, в которых он ходил все лето, и рыжевато-коричневая рубашка с засученными рукавами; он подтянул колени повыше и оперся на них, а ступни как-то вяло, боком лежали в траве, словно приросли к земле. Казалось, он никогда больше не встанет на ноги, да и нет у него охоты вставать.
– Ты меня не слушаешь! – вспылила Клара. – Черт тебя возьми совсем!
Голубые глаза Лаури смотрели кротко. Блеснули зубы в мимолетной улыбке.
– Думаешь, подобрал меня на дороге, так я вроде тряпки, а как не найдешь себе шлюхи, валяться не с кем, тогда можно и ко мне заглянуть… Фу ты черт!
Поднатужась, Клара бросила в воду тяжеленный камень.
Потом засмеялась и медленно, лениво пожала плечами.
– Скажи хоть, о чем ты думаешь, когда ты со своими шлюхами?
– Ни о чем я не думаю, Клара.
– Когда ты с ними?
– Иногда я не помню, кто они такие.
Это Кларе понравилось, но она и виду не показала. Подняла еще камень, кинула. Он сразу ушел в воду.
– А мне все равно весело, – сказала она. – Потому что я дурочка. Была бы умная, так не радовалась бы, когда все – хуже некуда.
– Что хуже некуда? – тотчас спросил Лаури.
– Да так, ничего.
Клара только отмахнулась от него. Отбросила с лица длинные волосы. Они упали за спину (она только накануне вымыла голову – почему-то так и думала, что Лаури придет) и, уж конечно, сейчас блестят на солнце. Она хорошенькая, это она и сама знает, а надо бы сейчас быть совсем красивой. «Когда все пойдет на лад, стану красивая», – пообещала она себе. Хоть бы Лаури подольше не срывался с места, тогда она к нему прижмется и уснет, и так бы навсегда остаться в обнимку, только вдвоем, и не к чему будет глядеть по сторонам, чего-то искать… вот тогда можно будет отдохнуть; тогда она станет взрослая, станет красивая… Она шагнула на большой плоский камень у кромки воды, на самой середине течение было быстрое. Клара наклонилась, поглядела на себя, точно в зеркало. Отражение смутное, зыбкое, вовсе на нее не похоже. Ей казалось: любовь – какое-то особенное состояние, в него можно войти, как входишь в новый дом или переступаешь границу какой-то новой страны. И не такая вот однобокая, безответная любовь – хватит, этим она сейчас сыта по горло! Но есть еще любовь, про которую она и сама теперь умеет читать в комиксах и в журналах с картинками, они с Соней все время меняются ими, сколько над ними вздыхают… вот от такой любви она преобразится, станет совсем другая раз и навсегда. Это совсем не та любовь, от которой другие девчонки беременеют и разбухают, как грошовые воздушные шары, нет, это совсем другое. Только у нее с Лаури и может быть настоящая любовь. А к примеру, у Сони с ее женатым дружком – да разве у них может быть настоящая любовь?! Никогда они не любили друг друга так, как будут любить она и Лаури…