А позже, тем же днем, когда сумерки уже начали смягчать контуры вещей и предметов, а небо над головой приобрело акварельно-апокалиптический оттенок, она лежала в пластиковом шезлонге у бассейна (в котором, кстати, никогда не плавала), и подняла глаза, и вдруг увидела его… Не Президента, а шурина Президента. Кстати, они были очень похожи, прямо как родные братья. И он улыбнулся ей и сказал:
— Ну вот, Мэрилин, мы и снова встретились.
Этот общительный, с елейными манерами бывший актер был популярен в определенных кругах и презираем в других, где получил прозвище Президентского Сводника (узнала она об этом совсем недавно и была очень смущена и растеряна). Да он настоящий дьявол! Впрочем, я же не верю во всяких там чертей и дьяволов.
И вообще ей было совершенно не до него. Она читала «Три сестры» Чехова и считала, что вполне может сыграть Машу; она уже провела переговоры с одним известным нью-йоркским режиссером, собиравшимся поставить эту пьесу в самые короткие сроки, за шесть недель, и сердце ее было полно оптимизма и подстегивало: Почему нет? Почему бы и нет? Она уже созрела для роли Маши, созрела для настоящей театральной трагедии. Но дальним уголком сердца, где угнездились пессимизм и реалистичная оценка своих способностей, чувствовала: Ее ждет еще один провал, не стоит рисковать.
И все успехи, которых удалось достичь МЭРИЛИН МОНРО, оставляли во рту горький привкус провала, привкус пепла, а тут вдруг является посланник от Президента и «буквально пожирает ее глазами». Еще бы: МЭРИЛИН МОНРО сидит в черном бикини и читает сборник пьес Чехова. Что может быть смешнее?.. О Господи, почему он не догадался захватить с собой камеру? Он уже представил, как хохотал бы любитель выпить и потрахаться, его закадычный приятель Президент, над этой сценой.
Он сказал МЭРИЛИН, что ему хочется выпить, и она пошла в дом (босая и виляя попкой в узеньких черных трусиках, а уж таких роскошных сисек, как у нее, он не видел ни у одной представительницы из рода Homo sapiens). А когда вернулась, просто огорошил ее новостью. Оказывается, МЭРИЛИН МОНРО приглашена спеть песенку «С днем рождения» к Президенту, на гала-приеме, который будет сопровождаться фейерверком и состоится в «Мэдисон-сквер-гарден» в конце этого месяца. То будет грандиозное и важное во всех смыслах мероприятие, поскольку все вырученные деньги должны пойти на основание одного из крупнейших фондов в истории, и все это поспособствует популярности демократической партии, самой народной из партий. И гостей там соберется несметное множество, тысяч пятнадцать, не меньше, и билеты будут безумно дорогие, так что, возможно, удастся собрать около миллиона долларов, которые будут как нельзя более кстати на выборах в ноябре следующего года. И участвовать в этом концерте будут приглашены самые выдающиеся звезды Америки, они же — самые близкие друзья Президента, в число которых входит и она, МЭРИЛИН МОНРО.
Она не сводила с него изумленных глаз. Без грима она выглядела этакой хорошенькой простушкой, волосы заплетены в косички, и кажется гораздо моложе своего возраста (а ведь ей уже вроде бы стукнуло тридцать шесть?). И улыбка такая задумчивая и немного горькая, и она вдруг спрашивает робко:
— О, но я д-думала, что уже не н-нравлюсь ему больше? Президенту?..
Шурин Президента изобразил самое искреннее изумление:
— Как это не нравитесь? Вы что, серьезно, Мэрилин? Вы? — И когда она не ответила, а продолжала нервно грызть и без того обгрызенный ноготь на большом пальце, добавил: — Но, дорогая, да он от вас просто без ума! Он обожает свою Мэрилин!
Она с сомнением, словно ожидая подвоха, пробормотала:
— П-правда?
— Конечно! Даже Первой Леди, этой Снежной Королеве, как он ее любовно называет, нравятся ваши фильмы.
— Вот как? Неужели?.. О Боже!
Он засмеялся, допил виски с содовой, напиток, который она приготовила столь неумело, да к тому же еще подала не в том бокале и с надбитым ободком.
— Не видеть зла, не слышать зла. Такова и моя стратегия тоже.
На что она ответила, что просто не сможет лететь в Нью — Йорк в разгар съемок. Да ее и без того вот-вот отстранят от этого проекта. О, ей очень жаль, это такая честь, такое бывает в-всего лишь раз в жизни. Но она не может рисковать, иначе ее просто выгонят, и, честно говоря, материальное положение просто не позволяет. Ведь она не какая-нибудь там Элизабет Тейлор, получающая миллионный гонорар за каждую картину. Ей удалось заработать всего лишь сто тысяч. Но все эти деньги разлетелись бог знает куда, на разных там агентов, какие-то дурацкие налоги; о, они только и знают, что доить ее, ей просто стыдно, что у нее почти не осталось денег. Может, он объяснит это Президенту?
И этот ее дом, он тоже обходится слишком дорого, она просто не может позволить себе его содержать. А потом еще билеты на самолет, расходы на гостиницу, новое платье. Ведь ей непременно придется обзавестись новым туалетом по такому торжественному случаю, и стоить все это будет тысячи долларов. И еще, если она уедет в Нью-Йорк, нарушит тем самым контракт со Студией, они, разумеется, не станут оплачивать ей это платье или другие расходы; за все придется платить самой. Нет, она никак не может себе этого позволить, хотя такая честь выпадает лишь раз в жизни, но нет, никак не получается, она просто не может себе этого позволить.
А ведь он меня ненавидит, я это точно знаю. И не уважает. Так зачем позволять этой шайке эксплуатировать себя?
Президентский Сводник поцеловал ей руку.
— Что ж, Мэрилин. Тогда до скорой встречи.
Все это обойдется в пять тысяч долларов.
У нее не было этих пяти тысяч, но (ей обещали!) организаторы торжественных мероприятий по случаю дня рождения Президента возьмут на себя все расходы, в том числе и на платье. Увидев которое, она заволновалась и радостно засмеялась, как какая-нибудь школьница-выпускница, примеривающая свой первый бальный наряд. О, что это было за платье! Из тончайшей, почти невидимой ткани типа газа, и все оно было усыпано совершенно волшебными блестками. Нет, приглядевшись, она увидела, что то вовсе не блестки, а маленькие рубинчики, их были сотни, может, даже тысячи! И МЭРИЛИН МОНРО будет сиять, блистать, сверкать в этом платье под яркими лучами прожекторов в «Мэдисон-сквер-гарден». И, конечно, она будет голой под этим платьем. Совершенно голой. МЭРИЛИН МОНРО гарантирует.
Она тщательно выбрила все волоски под мышками, и на лобке, и на ногах тоже, и стала гладенькой, как кукла. О, эта старая облысевшая с разболтанными ножками кукла ее детства! Но у самой МЭРИЛИН МОНРО с ножками пока что все в порядке. И собравшиеся в зале толпы будут взирать на нее, роскошную заводную сексуальную куклу Президента. Надутую резиновую куклу с платиновыми волосами. Они будут смотреть на нее, когда она выйдет на сцену, и представлять то, чего им никогда не суждено увидеть. Но они будут воображать, что видят это: грязная шлюшка! грязная дырка! грязная щелка, пустота между ног! Между роскошных и соблазнительных бледно-кремовых бедер! Как будто то была не темная тень, а святое причастие, полное таинства.