4
Пять часов и сорок минут неустанных хлопот и стараний потребовалось для того, чтобы превратить Блондинку Актрису в Лорелей Ли из фильма «Джентльмены предпочитают блондинок». Но дело того стоило. О, эти радостные толпы, собравшиеся на Голливуд-бульвар! Эти крики:
— Мэрилин! Мэрилин! — Нет, ты должна признать: дело действительно того стоило.
Ее втиснули в платье и зашивали его прямо на ней, стежками. На одно это ушло больше часа. Это было платье Jlope- лей Ли — из кричаще розового шелка, без рукавов и бретелек, с низким вырезом, открывающим верхнюю часть ее сливочно — белых грудей, и сидело оно на ней как влитое. Правда, ее предупредили: дышать осторожно, не делать глубоких вдохов и выдохов. Затем на руки натянули перчатки до локтя, плотные, как хирургическая повязка. Украсили нежные ушки, напудренную шею и запястья сверкающими бриллиантами (на самом деле то были цирконы, бутафория, собственность Студии). А на платиновые волосы осторожно надели «бриллиантовую» диадему, в которой она появляется в фильме всего на несколько секунд. Белая лиса, также собственность Студии, была накинута на обнаженные плечи, а на уже ноющие ноги надели бальные туфельки на шпильке — тоже из шелка и ядовито-розовые. Они были тесные и жутко жали, и Блондинка Актриса могла лишь семенить крошечными детскими шажками. И еще надо было улыбаться при этом и идти, опираясь на руки мистера Зет и мистера Д., которые в своих черных фраках выступали торжественно и мрачно, как распорядители похорон.
Движение по Голливуд-бульвар было перекрыто на несколько кварталов, и тысячи зевак — а может, даже десятки? сотни тысяч? — выстроились рядами по обе стороны бульвара и всячески стремились протиснуться вперед, но их напор сдерживала полиция. Вслед проехавшей веренице студийных лимузинов бросали бутоны красных роз. А эти безумные крики, это дружное заклинание толпы — «Мэрилин! Мэрилин!» — нет, следовало признать, усилия тою стоили, не правда ли?..
Ее ослепили прожекторы, оглушили приветственные крики и свистки, в лицо ей совали микрофон.
— Мэрилин! Скажите нашим радиослушателям: вам сегодня одиноко? Когда вы, двое, собираетесь наконец пожениться?
И Блондинка Актриса с присущим ей остроумием ответила:
— Когда я решу, вы будете первыми, кто узнает. — Игривое подмигивание. — Но я решу прежде, чем он.
Смех, крики, свистки и аплодисменты. И целый поток алых бутонов роз, разлетающихся, точно маленькие птички.
Вместе со своей партнершей по фильму, роскошной брюнеткой Джейн Рассел, Блондинка Актриса посылала толпе воздушные поцелуи и махала рукой, глаза ее сияли, и без того накрашенные щеки раскраснелись еще больше. О, она была счастлива! Она была счастлива! И «БЛИЗНЕЦЫ» (фильм) сохранил это счастье навеки. А что, если сейчас Касс Чаплин и Эдди Дж. где-нибудь в толпе и смотрят на Блондинку Актрису?.. Наверняка ненавидят свою Норму, свою Маленькую Мамочку, свою Ручную Рыбку. И думают: эта сучка предала нас, обманула, лишила отцовства, которое сами они считали если не катастрофическим, то малоприятным событием, но рано или поздно, со временем, смирились бы, прониклись чувствами, сочли бы это знаком судьбы. Нет, даже ее красивые мальчики Близнецы не смогли бы испортить этот праздник Блондинке Актрисе. Не смогли бы отнять у нее это счастье — стоять перед восторженной толпой и принимать приветствия. Поклонники! Прилив бензедрина в чистейшей его форме.
Голливуду это нравится (так, во всяком случае, говорят). Нравится, что на премьере брюнетка Джейн Рассел и блондинка Мэрилин Монро выступают не как соперницы, но как подруги. Что обе эти девушки ходили в одну и ту же школу! «Что за удивительное совпадение. Над этим надо бы как следует поразмыслить. Такое бывает только в Америке!» В присутствии Джейн Рассел Блондинка Актриса выглядела особенно ироничной и еще немного капризной и испорченной девчонкой. В то время как Джейн, истовой христианке, полагалось вести себя сдержанно, выглядеть немного наивной и слегка шокированной. Словом, полная противоположность тем образам, которые они создали на экране.
И вот эти две разодетые в пух и прах красотки стоят на возвышении, улыбаются, машут рукой толпе, обе втиснуты в узкие платья с огромными декольте, обе стараются дышать осторожно, мелкими глотками хватают воздух, и Блондинка Актриса говорит уголком накрашенного рта своей партнерше:
— Послушай-ка, Джейн! Мы с тобой можем устроить хорошенький скандальчик. Догадайся, как?
Джейн хихикнула.
— Раздеться догола, что ли?
Блондинка Актриса одарила ее кокетливым взглядом и легонько ткнула кулачком под пышную, агрессивно выпирающую грудь.
— Нет, детка. Слабо поцеловаться?
Видели бы вы выражение на лице Джейн Рассел!
Восхитительные моменты, подобные этому и неизвестные биографам и историкам Голливуда, сохранил для грядущих поколений документальный фильм «БЛИЗНЕЦЫ».
— Я что, умерла? Что все это означает?
Ее гримерная была буквально завалена цветами. Горы телеграмм и писем. Дилетантски завернутые подарки от поклонников. Ими были безликие, никому не известные и искренне преданные личности, разбросанные по всему Северо-Американскому континенту. Именно они покупали билеты в кино и делали тем самым возможным существование Студии, существование самой Блондинки Актрисы. Вначале, на заре славы, ей это льстило. Она читала письма от «фанатов» и рыдала над ними. О, среди них попадались такие сердечные и искренние! Просто сердце разрывалось читать! Письма того рода, которые могла бы написать сама Норма Джин в восторженном подростковом возрасте, влюбившись в какую-нибудь кинозвезду. Там были письма от калек и инвалидов, от больных какими-то загадочными болезнями, от пациентов военных госпиталей, а также от пожилых людей (или казавшихся таковыми). И еще от людей, подписывавшихся, как могут писать только поэты: «Раненный в самое сердце», «Предан Мэрилин Навеки», «Искренне Преданный La Belle Dame Sans Merci». [14]
На такие письма Блондинка Актриса отвечала лично. «Это самое малое, что я могу сделать. Эти бедные, сентиментальные люди, они пишут Мэрилин, как можно писать только Деве Марии». (Еще до успеха картины «Джентльмены предпочитают блондинок» Мэрилин Монро получала не меньше писем от поклонников, чем Бетти Грэбл на пике своей славы, и уж гораздо больше, чем та же самая Бетти Грэбл сейчас.) И все это внимание возбуждало и одновременно — беспокоило. Все это внимание подразумевало высокую степень ответственности. Блондинка Актриса мрачно твердила себе: Именно для этого я и стала актрисой. Трогать человеческие сердца.
Она подписывала сотни глянцевых снимков, на которых красовался студийный образ Мэрилин (девушка в свитерке стиля бибоп, [15] с волосами, заплетенными в косички; или же знойная роскошная девушка с волосами, как у Вероники Лейк; или же летально сексуальная Роза, ласкающая свое обнаженное плечико; или Лорелей Ли, девушка из шоу с детским личиком). И всегда улыбалась на этих снимках с усердием девушки-работяги, вкалывающей по восемь часов на дню на авиационном заводе. Но разве и это тоже не своего рода патриотизм? Разве и это тоже не требует жертв? Еще в раннем детстве, с началом походов в театр Граумана, она, очарованная Прекрасной Принцессой и Темным Принцем, поняла, что кино — это религия Америки. О, и никакой Девой Марией она, разумеется, не была! Она вообще не верила в Деву Марию. Зато верила в Мэрилин — по-своему. Из самых искренних побуждений, из любви к своим поклонникам. Иногда она прикладывалась к снимку накрашенными губами — получался отпечаток. А ниже красовалась размашистая роспись, и она подписывала, подписывала, подписывала, пока не начинало ныть запястье. А перед глазами все плыло. И порой она впадала в панику, а потом наконец поняла: Нет предела людской ненасытности. И этот голод нельзя удовлетворить.