Фойе кинотеатра изменилось мало. Как живо помнила она эти обитые искусственным красным бархатом стены, зеркала в позолоченных рамах и красные плюшевые ковры, мрачный узенький коридорчик от кассы к входу. Кадры из «вышедших на экран» и еще находящихся в производстве фильмов развешаны по стенам в тех же местах. Иногда во время сеанса Норма Джин выскальзывала в фойе — специально посмотреть на эти снимки. Мир обещал так много! Всегда новые фильмы, и каждый шел по два дня. За исключением хитов, пользующихся колоссальным успехом, типа «Зуда седьмого года», тогда программа менялась только по четвергам. Тебе всегда было чего ждать. Тут уж не до самоубийства, верно?
На входе в зал стоял контролер. Мальчик-подросток в униформе с печальными глазами и щечками в красных прыщах. Норме Джин стало его жалко — да ни одна девушка не захочет поцеловать такого.
— Что-то многовато сегодня народа, — заметила она и улыбнулась. — Для буднего дня.
Мальчик-контролер пожал плечами, разорвал ее билет надвое и протянул ей половинки. И пробормотал еле слышно:
— Да, пожалуй.
Он работал в этом кинотеатре. Видел «Зуд седьмого года» раз десять, не меньше. Фильм показывали здесь с середины июня. Взглянул на Норму Джин и подумал, что по возрасту эта женщина годится ему в матери. Неужели обиделась, видя его равнодушие? Да нет, она не обиделась.
Она была счастлива! Она испытывала облегчение. Никто ее не узнал. Значит, она прекрасно может существовать и одна в этом мире. Обходиться без других. Незамужняя женщина. Женщина, которая ходит в кино одна. Кольца с левой руки сняты. Отметин от обручального и свадебного колец на среднем пальце уже почти не видно. Она сняла кольца в ту же ночь, в «Уолдорф Астории», предварительно смазав руки кольдкремом. Она крутила и стягивала эти кольца до тех пор, пока они не соскользнули с пальца. Странно, но и пальцы у нее тоже были опухшие, как лицо. Точно она страдала аллергией.
Гостиничный врач сделал ей укол секонала — «успокоить нервы». Потому, что у нее была истерика. И еще она все время говорила, что сделает с собой «что-то страшное». На следующий день, прямо с утра, ею уже занялся доктор Боб и сделал ей второй укол секонала.
Но все это было давно, несколько месяцев назад. С тех пор, то есть с самого ноября, никакого секонала ей больше не вкалывали.
Ей вообще не нужны лекарства! Ну, разве что иногда, чтобы уснуть. А в целом время настало хорошее. И она поняла, что в жизни всегда наступают хорошие времена, и всегда вскоре после плохих, чтобы как-то все уравновесить. Нет, все действительно очень и очень неплохо. Наконец-то она сняла себе дом на юго-восточной окраине Вествуда, и друзья у нее были (не связанные с кино). И они заботились о ней, а она им доверяла. О, как бы ей хотелось верить, что им можно доверять! И исполнительные продюсеры со Студии снова ее полюбили. И простили ей все выходки. Потому что новый фильм должен был принести еще больше денег, чем «Джентльмены предпочитают блондинок». И зарплата у нее осталась прежняя — 1500 долларов в неделю. И на сей раз она не будет с ними из-за этого спорить. Она радовалась уже тому, что осталась жива. Может, было бы лучше, если б мы с ним поубивали друг друга.
Но он ее не убил и уже никогда не убьет. Теперь она полностью от него свободна. Она любила его, но теперь была от него свободна. Ей так и не удалось от него забеременеть. И он ничего не знал о ребенке. Даже когда она плакала по ночам по этому ребенку, он так ничего и не узнал. Он держал ее в объятиях, она называла его Папочкой, он утешал ее, но так ничего и не узнал. Наконец уже в октябре он согласился с условиями развода и обещал не беспокоить ее больше. Но у нее были все основания подозревать, что временами он следит за ней. Он следил за ее домом в Вествуде. Или же нанял кого-то для этой цели. А возможно, то был не один человек, а сразу несколько. Может, все это всего лишь игра ее воображения?.. Да нет же, не приснился же ей некий безликий мужчина в металлически-сером «шевроле», который медленно ехал за ней по главной улице Вествуда, причем их все время разделяла одна машина. А потом, на Уилшир, он вдруг резко набрал скорость — испугался, что потерял ее из виду. Она все это время пыталась сохранять спокойствие, дышала глубоко, считала вдохи и выдохи и одновременно вела свою машину в потоке движения. А потом воспользовалась случаем: резко свернула на парковочную стоянку у банка, через несколько секунд развернулась там в обратную сторону и выехала на боковую улочку, где уже до отказа выжала педаль газа и помчалась вперед, поглядывая в зеркальце заднего вида. Серого «шевроле» в поле зрения не было. Однако она, не сбавляя скорости, проскочила через перекресток, когда желтый свет светофора стал меняться на красный. И затем, смеясь, как маленькая девочка, быстро поехала на север, к скоростной автостраде на Сан — Диего и, уже мчась по ней, решила завернуть в Ван-Найс. «Вам меня не поймать! Не выйдет!»
Словом, в Ван-Найс она прибыла в самом приподнятом состоянии духа. Свернула с автострады, проехала мимо средней школы, где когда-то училась, и не почувствовала ровным счетом ничего, никаких эмоций, если не считать легкой обиды на мистера Хэринга, который за все это время ни разу не удосужился связаться с ней. В мечтах она часто воображала, как ее учитель английского приезжает к Пиригам, звонит в дверь и спрашивает удивленную Элси Пириг, нельзя ли поговорить с Нормой Джин. Потому как он крайне удивлен тем фактом, что Норма Джин вдруг перестала являться в школу. Как это понимать — вышла замуж?.. И даже его не предупредила? Ничего не сказала? И потом, она ведь так молода! И была такая способная. «Одна из лучших моих учениц за все те годы, что я здесь преподаю!» Но мистер Хэринг не пожелал спасти ее. Не написал ей ни строчки, когда она уже стала Мэрилин Монро. Неужели ни капельки ею не гордился? А может, напротив, он, как и первый муж, просто стыдился ее?.. «Я была влюблена в вас, мистер Хэринг. Но догадываюсь: сами вы меня ни чуточки не любили!»
Сцена из фильма, впрочем, не слишком оригинальная и убедительная, потому как к ней очень трудно подобрать соответствующие случаю слова. Особенно Норме Джин, пребывавшей тогда в отчаянии и слишком нежном возрасте, чтобы выбрать правильные слова.
Она ехала дальше. Вытирала слезы, выступившие на глазах, чувствовала, как часто бьется сердце. Ехала через город под названием Ван-Найс, который сейчас выглядел куда более процветающим, нежели в военное время. Здесь появилось много красивых частных домов, всяких учреждений, появились Ван-Найс-бульвар и Бёрбанк-бульвар. А вот и аптека Майера с новым белым фасадом, отделанным блестящей плиткой (а сохранилось ли внутри то красивое и высокое наклонное зеркало?). С замиранием сердца свернула Норма Джин на Резеда-стрит и проехала мимо дома Пиригов — ее дом! — оштукатуренного теперь под красный кирпич, но во всем остальном оставшегося без изменений. А вон и ее, Нормы Джин, окошко, на чердаке! Интересно, подумала она, продолжают ли Пириги брать сирот на воспитание? Ноздри у нее затрепетали — в воздухе пахло горелой резиной. И небо здесь какое-то странное, серовато-бесцветное. Она улыбнулась, заметив, что весь «бизнес» Уоррена Пирига переместился на соседний двор. Здесь под вывеской «РАСПРОДАЖА» стояли разбитые машины, старенький трактор и три мотоцикла.